Буркало буравил меня взглядом, не делая даже попытки прикрыть глаза.
— Ну, нет так нет. Пойду, недосуг мне тут с вами париться. Друга выручать надо, — вздохнула, поднялась, отряхнула штаны и направилась к той стене, которая отозвалась на мою просьбу впустить. — Молитесь Маттоттене, уважаемые, может, она через аграбию свою передаст, когда надумаете вести переговоры…
Меня прервал звон стекла, разбившегося о стену над головой, и дождь из осколков бокала, которые, к счастью, соскользнули по ткани чудесной куртки, не причинив мне вреда. Резко повернулась и увидела, как зелёный хвост падает в изнеможении на пол. Сам Кормак, лежащий навзничь, едва дышал, но старательно хлопал веками.
— Вы согласны дать клятву?, — присела я рядом и осторожно вытащила злосчастный плод из пасти страдальца.
Демон с видимым наслаждением сомкнул уставшие челюсти и несколько раз моргнул, демонстрируя своё согласие. Через минуту он без воодушевления, но старательно повторял:
— Клянусь оберегать жизнь, здоровье и честь леди Агапи вар Фламери и её питомца Филиппа всё время их пребывания в мире Кеталопции. В свидетели клятвы беру Маттоттену Справедливую и Великий Разум управления делами.
Свидетелей я добавила для солидности, без веры в то, что вышеназванные авторитеты как-то вступятся за меня в случае нужды. Демон поморщился на эту фразу, но перечить не стал.
Выпустить из пут могла или всех сразу, или никого, но демоны этого не знали, и я решила блефовать.
— Уважаемый, а вы здесь останетесь лежать или тоже присягнёте мне в верности?, — обратилась к Церсылу, в надежде, что он примкнёт к зелёному коллеге.
«Капучино», страшась принять неверное решение, старательно притворялся мёртвым опоссумом. Ох уж этот выбор — быть умным или красивым, геройски погибнуть, бросившись на танк с сапёрной лопаткой, или, спасая жизнь, забиться в щель, моля Вселенную, чтобы не заметили твою трусость. Но инстинкт самосохранения зачастую сильнее моральных принципов, наверное поэтому, тяжко вздохнув, коричневый демон зажмурился с такой силой, будто в глаза ему направили луч мощного прожектора.
— Вот и славно, вот и умничка, — бормотала я себе под нос, снимая немоту с Церсыла. — Бояться не надо. Вас двое, значит, команда, а команда — это сила.
Незаметно подобрала с пола чистую салфетку и вытерла слезу, катившуюся от уголка глаза к уху. Легонько похлопала по плечу и скомандовала:
— Клянись!
Выслушав слова зарока, покивала согласно, одним движением разрушила узлы, удерживающие демонов, и отступила к стене. Клятва клятвой, но кто их рогатых знает. Да и Буркало мне ничего хорошего не обещал.
— Уважаемые, отпускаю вас всех. Пусть не по справедливости демонической, но по милосердию человеческому. Моя миссия окончена, прощайте!, — продолжая пятиться к стене, сообщила я Правящей Тройке, всё ещё сидящей на полу и приходящей в себя после эмоционального потрясения.
Первым опомнился Грайза. Скрипя зубами, он едва смог поднять затёкшую руку, привлекая моё внимание.
— Что-то ещё?, — остановилась я.
Демон резко провёл ребром ладони по своему горлу.
— Ой, вот не надо мне угрожать! Вы, уважаемый, хоть и не клялись, но коллеги ваши не позволят вам…
Но Буркало, не слушая меня, отрицательно тряс головой и тыкал себя в горло.
— Он говорить не может, — перевел его метания Церсыл. — Сними с него немоту.
Ох ты! Действительно, я так хотела побыстрее удрать, что чуть было не оставила Вершину Тройки безмолвным. Торопливый освобождающий жест в сторону рубиновых рогов, и я стучу по стене ладошкой:
— Сезам, выпусти меня поскорее!
— Куда же ты, уважаемая?, — хрипло, но с привычным смешком спросил не присягнувший мне демон. — Эта стена не откроется, а тебе следует идти в другую сторону.
Он небрежно, не поднимаясь с пола, махнул рукой, и в сумраке напротив высветился прямоугольный проход. Оттуда потянуло холодом, но никто из троих даже не шевельнулся.
— Что же ты?, — ухмыльнулся Буркало. — Иди!
Гордо выпрямив спину, расправив плечи, приподняв подбородок, хрустя рассыпанными осколками, я проследовала мимо сидящих на полу демонов в указанном направлении.
Коридор был пустой, узкий и холодный. Подёргала ворот куртки, включая отопление, и не оглядываясь пошла вперёд.
«Куда мы теперь?, — спросил Филипп, тревожно завозившись в ранце. — Уверена, что нам следует туда идти?»
«Да почём я знаю!, — едва не плача, ответила коту, прислушиваясь к эху собственных шагов. — Не оставаться же было с ними. Послали культурно — идём послушно».
«Не бойся — я с тобой», — успокоил фамильяр и притих.
«Мой герой!», — хмыкнула я, поправила ранец и не торопясь пошла вперёд.
Спешить в неизведанное не хотелось. Не было у меня веры в то, что неуважаемый Буркало указал путь к свободе. Хвостом чую, что иду навстречу новым неприятностям.
«Я есть хочу!», — вдруг заныл Филипп.
«Нашёл время, — ответила я неприветливо, но, прикинув, когда мы ели в последний раз, и прислушавшись к своему организму, с котом согласилась: — Я тоже хочу, но надо потерпеть».
Пикник на обочине организовать не получится, за отсутствием таковой. Располагаться же прямо посреди узкого коридора как-то неловко. Вдруг затишье это временное, закончится внезапно и тут через минуту будет людно. Или демонично. Или лекмотно. Других рас, обитающих в этом мире, я не знала, поэтому игра в слова закончилась быстро. Как и коридор, перешедший в лестницу. Ступени были такие же, как из подвала, заполненного проводами, — высокие. Шагать вниз было неудобно, и я, долго не думая, просто начала спрыгивать с возвышений.
