Демонический экран - [68]

* * *

В своих первых речах, произнесенных в 1933-1934-м годах, Геббельс заявлял, что задача немецкого кино — завоевать мир и в каком-то смысле стать авангардом национал-социалистических войск. Он требовал, чтобы снимались фильмы "с четким народным профилем", фильмы, показывающие социальную среду и людей такими, какими они являются в действительности.

Лозунг "Сила через радость" преградил путь всему фантастическому и мечтательному, однако нацистская идеология была абсолютно не в состоянии создать такую аутентичную реальность, которая бы возместила эту потерю.

Так же, как и костюмное кино, так называемое социальное кино слишком жестко ориентировано на эффект красивой картинки, а кроме того этот киножанр еще до Гитлера никогда не был свободен от сентиментального символизма, который снижал социальное значение уже таких кинолент, как "Осколки" или "Новогодняя ночь". Если вы снимаете фильмы про трущобы, вам вряд ли удастся утаить тот факт, что эти трущобы были построены в киностудии. Даже тогда, когда режиссеры решаются выйти в настоящие бедные кварталы, однажды установившийся стиль все же оставляет неизгладимые следы.

Прототипом "декоративно-социального" жанра и всех фильмов об обитателях притонов и человеческих нравах был уже "Безрадостный переулок" Пабста. Спекуляция на живописных картинах нищеты нанесла огромный ущерб всем так называемым социальным фильмам, даже таким, которые заслуживают более серьезного отношения, как, например, абсолютно театральная картина Зельника "Ткачи". В Германии фильмы, которые, подобно груневскому "Рудничному газу" или ланговскому "М", находятся на грани действительности и ирреальной галлюцинации, неизменно обладают большей выразительностью, нежели фильмы, снятые — в соответствии с концепцией "новой объективности" — в настоящих бедных кварталах Берлина или в портовой части Гамбурга, как, например, фильм Пиля Ютци¹⁷⁸ "Путешествие матушки Краузе за счастьем" ("Mutter Krausens fährt ins Glück", 1929) или фильм Лео Миттлера "По ту сторону улицы" ("Jenseits der Strasse", 1929).

В картине Груне "Рудничный газ", где символическое никогда не кажется выхолощенным благодаря убедительному освещению и удачным ракурсам, реальность как будто разворачивается на более высоком уровне. Еще Балаж указывал на то, что у шахтного подъемника появляется "зловещее, угрожающее лицо", что повешенная на крючки одежда выглядит словно ряд повешенных людей, а скопление моющихся горняков напоминает гигантскую мясную лавку. (Возможно, именно благодаря этому фильму мы понимаем, почему Пабст не смог придать пластическую объемность шахтерской среде в своей "Солидарности".)

В "Путешествии матушки Краузе за счастьем" особенно четко прослеживается влияние, которое на все социальные фильмы той эпохи оказала картина Рупманна "Берлин". Это связано не только с тем, что в фильме много вмонтированных кадров с луна-парком, открытым бассейном на Ваннзее (как и Джоэ Май в "Асфальте", Ютци включает в свой фильм кадры с асфальтоукладчиками, знакомые нам по фильму Рупманна), но и с тем, что в этих фильмах используется максимально возможное количество чисто документальных кадров. Камера изучает лица прохожих на улице, фиксирует повседневные ситуации во всей их непосредственности. Но именно поэтому мы еще сильнее чувствуем недостатки подобных "социальных художественных фильмов": на фоне документально-объективных или документально-импрессионистских пассажей в еще более невыгодном свете предстает тривиальный, заимствованный из морализаторских фильмов мелодраматизм.

Даже актеры страда ют от этой путаницы жанров: игра Барановской¹⁷⁹ в фильме Пудовкина "Мать" гораздо более проста и менее пафосна, чем ее же игра в фильме "Такова жизнь" ("So ist das Leben", 1929), который был снят Юнгхансом¹⁸⁰ в Праге и кажется слишком уж постановочным, заученным. Все ситуации в нем слишком живописны, слишком хорошо продуманны, а настоящая жизнь, бесспорно, не такова!

Тем не менее, по своему стилю фильмы Юнгханса не настолько противоречивы, как "Путешествие матушки Краузе за счастьем" Пиля Ютци. Чувствуется, что Юнгханс учился русскому монтажу, несмотря на то, что ему не удается сдерживать энергию отдельных кадров. Пожалуй, только один-единственный короткометражный фильм еще правдивее показывает повседневную жизнь, чем фильм Роберта Сиодмака "Люди в воскресенье" ("Menschen am Sonntag", 1929). Это картина Вильфрида Бассе¹⁸¹ "Рынок на Виттенбергской площади" ("Markt am Wittenbergplatz"), в которой новая объективность заявляет о себе безо всякого пафоса. Бассе не приходится даже прибегать к операторским трюкам — в отличие от Руттманна, который создает единый ритмичный круговорот впечатлений в своем фильме "Берлин, симфония большого города" и использует символы, чтобы выделить отдельные импрессии из симфонической основы. Фильм Бассе не транспонирует изображение, а показывает зрителю лишь то, что происходит в данный момент, показывает случайность чистого бытия. Здесь нет никаких толкований, никакого подтекста, а это бывает крайне редко; ничто не подчинено красивости.

И разве не свидетельствует о любви немцев к стилизации социальных сюжетов тот факт, что в истории немецкого кино существовали даже так называемые фильмы "в духе Пауля Зиммеля"