Демон в белом - [35]

– А при чем здесь ваш сквайр? – в замешательстве посмотрел на меня кастелян.

Пришло время проверить кастеляна на богобоязненность. Среди людей своего сорта Осман не был плохим человеком, но его манеры меня раздражали, да и отношение к ирчтани мне тоже претило.

– А вы не знали? Мой сквайр – Александр, принц дома Авентов. Нам с вами крупно повезло, что утром его со мной не было. Трудно представить, что случилось бы, если бы имперский принц пострадал под вашей крышей. – Я почти, почти вздрогнул. – Никакого воображения не хватит.

– Вам следовало поставить нас в известность! – воскликнул сэр Амальрик. – Имперский принц! Здесь, на Гододине?!

Он до смерти перепугался и думал, как теперь оправдаться. Такая реакция меня вполне устраивала. Ему следовало бояться. И оправдываться – ведь я собирался заставить его нарушить протокол.

– Не говорите мне, что я должен и чего не должен, кастелян, – произнес я спокойно, без нажима, но старый лысый солдат все равно еще сильнее перепугался.

– Простите. Не хотел вас оскорбить, – сказал он с поклоном.

Валку все это забавляло. Я шагнул мимо Османа, к окровавленному плащу.

– Как вы планируете поступить? – спросил я, стоя спиной к кастеляну, глядя на Валку.

– Если бы они были людьми, думать бы не пришлось – мы бы подвергли отряд децимации.

Я оторопел. Моя рука застыла на полпути к испорченному плащу. Такого я не ожидал.

– Децимации? – обернулся я, оставив плащ на месте. – Не вижу повода.

– Как я уже объяснял, они не выдают виновных. В таком случае вина ложится на весь отряд.

Децимация. В легионах это было одним из серьезнейших наказаний для солдат. Нарушителей – будь то декада, центурия, хилиада, когорта или даже целый легион – собирали и давали им тянуть жребий, вслепую доставая монеты из сундука. На каждой десятой монете был символ смерти, и тех, кто вытягивал эти монеты, выстраивали к стенке и расстреливали те, кто вытягивал обычные. Их бывшие боевые товарищи. За последние тысячелетия децимацию применяли то чаще, то реже – в зависимости от позиции конкретных императоров. Одни объявляли ее вне закона, другие вновь возвращали. Император Вильгельм Сиберий, названный Импатианом Вильгельмом Жестоким, подверг децимации сразу сто легионов после того, как княжества Джадда объявили независимость.

– Запрещаю, – смерил я кастеляна суровым взглядом.

– При всем уважении, ваша светлость, это решать не вам.

– В легионах служат, должно быть, не больше десяти тысяч ирчтани, – возразил я. – Вы правда хотите войти в историю как человек, истребивший их сотую часть из-за мелкого происшествия? Имперская канцелярия этого не одобрит. А уж я позабочусь особо отметить вас в своем докладе. – Я взял плащ и показал Осману. – На случай, если вы забыли, чья кровь сегодня пролилась. Как, по-вашему, отреагирует командование, если я – жертва – скажу, что ваша реакция была неоправданно суровой?

Осман остолбенел и потерял дар речи.

Я кинул ему плащ.

– Где Удакс?

– Что?

– Тот, кто на меня напал. Ирчтани. Что с ним?

Кастелян тупо посмотрел на меня, словно не понимая, для чего мне это знать.

– Под замком. В карцере, – ответил он, моргая. – Зачем вам?

Он держал окровавленный плащ, толком не глядя на него.

– Теперь его жизнью распоряжаюсь я.

Осман потряс головой:

– Существует протокол. Министерство внутренних дел будет расследовать. Даже инквизицию могут подключить из-за вас и вашего сквайра. Он правда принц?

Я кивнул, и кастелян выругался.

– Лорд Марло, я был очень взволнован и обрадован, узнав о вашем прибытии. Сам Полусмертный на моей базе. Герой Аптукки. Мне не терпелось с вами познакомиться. Я не ожидал… – он махнул рукой, – такого дерьма.

– Он притягивает неприятности, как магнит, – сказала Валка.

– А если это только начало? – спросил сэр Амальрик. – Что, если птицы что-то замышляют?

– Замышляют? Вся тысяча? – Я попытался скопировать испепеляющий взгляд Валки. – Вся тысяча, которую вы за час смогли успешно запереть в казарме? Уж простите, но я бы на вашем месте не беспокоился.

Я дотронулся до пластыря на лице. Несмотря на браваду, внутри меня копошилось мрачное чувство. Что, если кто-то действительно что-то замышляет? Не ирчтани. Я не был специалистом по их повадкам, но нападение Удакса выглядело чересчур внезапным. Неужели кто-то подговорил его напасть?

«Кажется, нам предстоит новое расследование», – подумал я.

Нельзя было исключать, что Удакс был лишь направленным на меня оружием и его поступок был мотивирован чем-то иным, нежели колониальным и межрасовым конфликтом. Или нет?

Я откашлялся и сказал:

– Пока ваши разведчики не вышли на связь, времени у нас в избытке. Я поговорю со старейшиной ирчтани. Он показался мне дружелюбным и открытым к диалогу.

– Барда-то? – Осман отвлекся от изучения моего плаща. – Хороший человек. То есть птица.

– Я побеседую с ним, – сказал я, – а затем – с несостоявшимся убийцей. – Я поднялся, всем своим палатинским ростом нависнув над Османом. – Хотя, скорее всего, нам следует винить в случившемся лишь пылкое эго ксенобита. А вы, кастелян, постарайтесь не устроить геноцид. Я понимаю, что в вашем положении это непросто.

Развернувшись, я направился к выходу, увлекая за собой Валку. Я не собирался давать Осману время на обдумывание.