Демон - [101]

Шрифт
Интервал

Его внимание привлекла фраза, повторенная диктором несколько раз. Специальный выпуск программы. На экране возникла картинка: улица, запруженная народом. Людей было много. Несколько тысяч. Гарри не понял, что это за улица, но толпа была просто огромной. На заднем плане вроде бы виднелся какой-то парк. Гарри вдруг стало крайне любопытно, почему эти люди там собрались. Он прислушался к голосу диктора, и постепенно все стало понятно: на заднем плане – Центральный парк, улица – Пятая авеню, а здание, на которое оператор периодически направлял объектив камеры, – это больница, та же самая больница, где Гарри когда-то лежал на обследовании. Он смотрел на огромную толпу на экране со всевозрастающим любопытством – и, как вы видите сами, в это чудесное Пальмовое воскресенье несколько тысяч, без преувеличения несколько тысяч человек пришли встречать кардинала Летермана. Многие ждали часами, они специально пришли пораньше, чтобы занять лучшее место, откуда все будет видно. Сегодня и вправду прекрасный день, чтобы выписаться из больницы… Фил, покажешь нам парк? Да, спасибо. Вы видите сами: повсюду зелень, и даже утки на озере как будто прониклись торжественностью момента, так величаво и важно скользят они по водной глади. Вид поистине изумительный. Сочная весенняя трава, грандиозные небоскребы на заднем плане, синее небо, белые облака и… Да, вид прекрасный. Небо и здание отражаются в озере – камера дала крупный план, и на экране возникло знакомое озеро и четкие отражения небоскребов в воде – Но погодите, кажется, что-то там происходит, у входа в больницу. Уважаемые телезрители, может быть, кардинал Летерман сейчас выйдет – камера переключилась на вход в больницу – я вижу… да, да, это он, уважаемые телезрители – толпа взорвалась оглушительным ревом, люди вставали на цыпочки, тянули шеи и подпрыгивали на месте, чтобы лучше видеть, некоторые забрались на крыши машин, припаркованных у тротуара, все кричали, многие размахивали крестами из пальмовых листьев – санитар открывает дверь, и всеми любимый кардинал Летерман уже стоит на крыльце, машет людям рукой, улыбается, и, кажется, слезы текут у него по щекам. Он действительно тронут этим беспрецедентным, совершенно невероятным, спонтанным всплеском эмоций стольких людей всех вероисповеданий. И это, наверное, главное чудо и самое значимое из всего, что сейчас происходит на ваших глазах, уважаемые телезрители. Это искреннее проявление любви – послушайте их, посмотрите на них – и симпатии к одному из наиболее почитаемых и уважаемых в мире представителей духовенства, любви, основанной не на церковных догматах, не на теологии и даже не на религии, а любви, идущей из самого сердца людей, как я уже говорил, всевозможных вероисповеданий: и католиков, и протестантов, и иудеев, и тех людей, я уверен, кто не исповедует какой-то конкретной религии. Вот поистине высочайшая награда за жизнь, исполненную любви, доброты и самоотверженного служения людям. Именно такой жизнью и живет кардинал Летерман все последние семь с половиной десятков лет. Как вы видите сами, фотовспышки не гаснут, и люди так рьяно стремятся выразить свою преданность и любовь к этому великому человеку, что лучшие полицейские силы Нью-Йорка дежурят сегодня у здания больницы на Пятой авеню, чтобы защитить кардинала Летермана от его почитателей… Но подождите минутку, уважаемые телезрители. Он поднял руку, он попросил тишины, и толпа разом умолкла, и вы сами видите на ваших экранах… слезы благодарности и любви… Леди и джентльмены, кардинал Летерман…

Братья и сестры мои во Христе…

Наш Господь меня благословил, даровав многие радости и богатства, но сегодняшний день станет воистину богатейшим из всех богатств. Чаша моя переполнилась до краев. Нет на Земле человека, одаренного радостью больше меня, наименее достойного этих даров, ибо я грешен. Возможно, не более грешен и не менее грешен, чем каждый из нас, но все-таки грешен. И все же Господь, сущий на небесах, в безграничном своем милосердии одарил меня сверх всякой меры, преподнес мне бесценный дар жизни и указал путь, на котором я в меру своих скромных сил славлю имя Его. И хотя я недостоин Его даров, я могу только принять их с благодарностью в сердце и сказать: «Господи, да будет воля Твоя», – и надеяться, и молиться, что Господь сделает меня орудием своего мира… Как вы, наверное, знаете, шестьдесят четыре дня назад у меня случился обширный инфаркт, и меня привезли в больницу, где объявили умершим по прибытии… да… умершим! И все же я жив, жив милостью Божьей и стараниями доблестных медиков. И как символично, как правильно получилось, что я возвращаюсь к своему служению именно в этот день, когда мы празднуем Вход Господень в священный город Иерусалим, куда Иисус прибыл, заранее зная, что земное Его служение подходит к концу. И случилось так, что Его предали, и Он претерпел страсти и принял страдания на кресте за нас, грешных, дабы мы знали, что через смерть во Христе мы обретем вечную жизнь. Я сам сегодня – живое чудо. Человек, воскресший из мертвых… Следующее воскресенье, день Святой Пасхи – самый важный и светлый день во всем христианском мире, день воскресения Господа нашего Иисуса Христа, когда мы празднуем победу жизни над смертью. И чтобы возблагодарить Всевышнего за чудо моего возрождения и вознести хвалу Господу нашему и Спасителю, я отслужу мессу в Соборе святого Патрика в этот благословеннейший из всех дней, в Пасхальное воскресенье…


Еще от автора Хьюберт Селби
Комната

Здесь все подчинено жесткому распорядку, но время словно бы размазано по серым казенным стенам. Здесь нечего делать, кроме как вспоминать и заново переживать события своей прошлой жизни, оставшейся за дверью. Здесь очень страшно, потому что ты остаешься наедине с человеком, которого ненавидишь – с самим собой… «Комната» (1971), второй роман Хьюберта Селби, не был оценен критиками по достоинству. Сам автор утверждал, что эта книга является наиболее болезненной из когда-либо написанных им и признавался, что в течение двух десятилетий не мог заставить себя перечитать ее.


Реквием по мечте

"Реквием по Мечте" впервые был опубликован в 1978 году. Книга рассказывает о судьбах четырех жителей Нью-Йорка, которые, не в силах выдержать разницу между мечтами об идеальной жизни и реальным миром, ищут утешения в иллюзиях. Сара Голдфарб, потерявшая мужа, мечтает только о том, чтобы попасть в телешоу и показаться в своем любимом красном платье. Чтобы влезть в него, она садится на диету из таблеток, изменяющих ее сознание. Сын Сары Гарри, его подружка Мэрион и лучший друг Тайрон пытаются разбогатеть и вырваться из жизни, которая их окружает, приторговывая героином.


Глюк

Может ли человек жить, если, по мнению врачей, он давно уже должен был умереть? Можно ли стать классиком литературы, не получив высшего образования и даже не окончив школы? Можно ли после выхода в свет первой же книги получить мировую известность? Хьюберт Селби на все эти вопросы ответил утвердительно. Став инвалидом в 18 лет, Селби не только остался жить вопреки всем прогнозам врачей, но и начал писать книги, которые ставят в один ряд с произведениями Германа Мелвилла и Джозефа Хеллера.Роман «Глюк» — это шокирующее повествование от лица террориста, вполне вероятно, виртуального.


Последний поворот на Бруклин

«Последний поворот на Бруклин» Хьюберта Селби (1928) — одно из самых значительных произведений американской литературы. Автор описывает начало сексуальной революции, жизнь низов Нью-Йорка, мощь и энергетику этого города. В 1989 книга была экранизирован Уди Эделем. «Я пишу музыкально, — рассказывает Селби, — поэтому пришлось разработать такую типографику, которая, в сущности, не что иное, как система нотной записи». В переводе В. Когана удалось сохранить джазовую ритмику этой прозы. «Смерть для меня стала образом жизни, — вспоминает Селби. — Когда мне было 18, мне сказали, что я и двух месяцев не проживу.


Рекомендуем почитать
Змеи и серьги

Поколение Джей-рока.Поколение пирсинга и татуировок, ночных клубов и буквального воплощения в жизнь экстремальных идеалов культуры «анимэ». Бытие на грани фола. Утрата между фантазией и реальностью.Один шаг от любви — до ненависти, от боли — до удовольствия. Один миг от жизни — до гибели!


Битва за сектор. Записки фаната

Эта книга о «конях», «мясниках», «бомжах» (болельщиках СКА, «Спартака» и «Зенита»), короче говоря, о мире футбольных и хоккейных фанатов. Она написана журналистом, анархистом, в прошлом - главным фаном СКА и организатором «фанатения» за знаменитый армейский клуб. «Битва за сектор» - своеобразный ответ Дуги Бримсону, известному английскому писателю, автору книг о британских футбольных болельщиках.Дмитрий Жвания не идеализирует своих героев. Массовые драки, бесконечные разборки с ментами, пьянки, дешевые шлюхи, полуголодные выезды на игры любимой команды, все это - неотъемлемая часть фанатского движения времен его зарождения.


Бундестаг

«Пребывая в хаосе и отчаянии и не сознаваясь себе самому, совершая изумительные движения, неизбежно заканчивающиеся поражением – полупрозрачный стыд и пушечное ядро вины…А ведь где-то были стальные люди, люди прямого рисунка иглой, начертанные ясно и просто, люди-границы, люди-контуры, четкие люди, отпечатанные, как с матрицы Гутенберга…».


Про батюшку

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Питер – Сан-Франциско

 Согласитесь, до чего же интересно проснуться днем и вспомнить все творившееся ночью... Что чувствует женатый человек, обнаружив в кармане брюк женские трусики? Почему утром ты навсегда отказываешься от того, кто еще ночью казался тебе ангелом? И что же нужно сделать, чтобы дверь клубного туалета в Петербурге привела прямиком в Сан-Франциско?..Клубы: пафосные столичные, тихие провинциальные, полулегальные подвальные, закрытые для посторонних, открытые для всех, хаус– и рок-... Все их объединяет особая атмосфера – ночной тусовочной жизни.


Дорога в У.

«Дорога в У.», по которой Александр Ильянен удаляется от (русского) романа, виртуозно путая следы и минуя неизбежные, казалось бы, ловушки, — прихотлива, как (французская) речь, отчетлива, как нотная запись, и грустна, как воспоминание. Я благодарен возможности быть его попутчиком. Глеб МоревОбрывки разговоров и цитат, салонный лепет заброшенной столицы — «Дорога в У.» вымощена булыжниками повседневного хаоса. Герои Ильянена обитают в мире экспрессионистской кинохроники, наполненном тайными энергиями, но лишенном глаголов действия.


Неоновая библия

Жизнь, увиденная сквозь призму восприятия ребенка или подростка, – одна из любимейших тем американских писателей-южан, исхоженная ими, казалось бы, вдоль и поперек. Но никогда, пожалуй, эта жизнь еще не представала настолько удушливой и клаустрофобной, как в романе «Неоновая библия», написанном вундеркиндом американской литературы Джоном Кеннеди Тулом еще в 16 лет. Крошечный городишко, захлебывающийся во влажной жаре и болотных испарениях, – одна из тех провинциальных дыр, каким не было и нет счета на Глубоком Юге.


Рождение звука

Искусство требует жертв. Это заезженное выражение как нельзя лучше подходит к работе Митци, профессионального звукомонтажера-шумовика, которая снабжает Голливуд эксклюзивным товаром – пленками с записями душераздирающих криков и стонов, умоляющих всхлипываний и предсмертных хрипов. У этой хрупкой женщины тяжелая работа и полным-полно скелетов в шкафу, и потому ей хочется, чтобы ее хотя бы на время оставили в покое. Но в покое ее не оставят. Ни алчные голливудские продюсеры. Ни свихнувшийся от горя отец, чья дочь бесследно исчезла несколько лет назад. Ни правительственные агенты, убежденные в существовании той самой, единственной и смертельно опасной, пленки…