Демон пустоты - [26]

Я купил выпивку и вернулся в свою конуру. До середины ночи оставалась пара часов, которые я собирался посвятить пьянству. Бестолковая девчонка…

«Я умру за тебя!» – говорит один. «Я пожертвую собой ради тебя!» – кричит другая. Все куда-то торопятся, как будто и без того не окажутся в могиле несколько десятилетий спустя. Зачем, спотыкаясь, бежать туда, куда и так вскоре попадешь? Хочется остановить их, чтобы не сгорали, словно мотыльки, без всякого смысла, ведь стоит им через пару лет взглянуть на человека, из-за которого сыр-бор, – и они даже не поймут, чем были очарованы, а идеалы и идеи, которые сегодня кажутся такими верными, очень скоро потеряют весь шарм. Но нет, каждому хочется застыть в совершенстве, совершить поступок, который впечатает жалкую букашку в вечность.

Мне проще, я не подросток, а Сиру вряд ли еще увижу, поэтому я как следует глотнул из стакана. Внутри горело желание противопоставить себя чему-то неизмеримому, чему-то по-настоящему могущественному. Выйти с пистолетом против гигантской армии, сразиться с титанами, которые могут раздавить в лепешку одним вздохом, и желание казалось неподдельным, а сила – бесконечной.

Часы пробили полночь, и я сразу ощутил знакомый смрад за спиной.

– Я ждал тебя, господин. О, я был сегодня чертовски плохим парнем…

Ноябрь 2018 года

МОСТ

Мост.

Визг тормозов.

Вопль, резко заглохнувший, словно на голову кричавшего надели мешок, а потом – только вязкая темнота, размазанная по стальным ребрам.

Тьма бывает абсолютной, непроницаемой для глаз, а бывает какой-то неприятно-хищной, поблескивающей дождем, словно черный клей. Темнота впереди была как раз такой – чем сильнее приглядываешься, тем больше кажется, что она состоит из слоев, сгустков, черных кусков чего-то.

– Все, конец. – Курт прищурился, но отсюда все равно ничего не разглядеть. – Еще один труп.

Мост молчал. Я только потерла глаза кулаком. Они зудели и слезились – то ли от дождя, то ли от того, что я опять целый день просидела в Среде. Курту все равно – у него импланты, он может приближать картинку, удалять, очищать изображение от помех и пользоваться инфракрасным зрением, а мне остается только всматриваться в размытые очертания моста и гадать, что там творится.

Мост – чернильное пятно, изменяющее контур, в котором можно увидеть торчащие ребра, темные полосы или сумеречное, сотканное из синевы и тумана, лицо. Да что угодно можно увидеть, особенно сегодня, – тучи так и мчатся, задевая верхушку моста дырявыми животами. Темная вода под костлявым остовом отражает их точь-в-точь, поэтому небо сливается в одно целое с бурлящей от ветра рекой, а разделяет их только недостроенное сооружение. Словно подпирает, чтобы тучи не рухнули на землю и не закутали в рваные клочья весь город.

Жутковато. Как будто только что по мокрой дороге за высоченной решеткой переплетшейся арматуры не ехала машина, будто бы не ползли огни фар, которые я еще могла рассмотреть. Раз – и нет, и тихо, как в могиле.

– Я устала, – пожаловалась я, поджав ноги под промокший плащ.

– Подожди, крысеныш. – Курт стиснул мое плечо и отпустил, подползая поближе к верху пригорка, за которым мы прятались. – Проход, который проделали эти кретины, открыт. Завтра охрана его закроет, но сейчас можно пробраться.

Курт всегда называл меня какими-то смешными прозвищами. Кому-нибудь другому я бы залепила в глаз за такие слова – ну сами подумайте, кому понравится, если его обзовут крысенышем? Но он говорил это так, что звучало ласково, совсем не обидно. Может, это было название какого-нибудь проекта, героя из игры или из новостей, но я не припоминала – после Среды у меня началась фрагментация памяти, так что иногда казалось, что я вот-вот что-нибудь вспомню, но на самой границе все срывалось.

Фрагментация памяти – это когда из-за слишком большого количества информации мозг сдает, все сливается в одно пятно и кажется, что знаешь очень много, а на самом деле не можешь отскрести нужное от общей глыбы и вспоминается разная нелепица. Таких людей в Тиа-сити сейчас полно. Они ни на что не годны, всему нужно учить с самого начала, элементарные вещи вспоминать.

– Ты подождешь у входа, – уточнил Курт.

– Хорошо. – Я моргнула, вглядываясь в черное сито моста. – Думаешь…

– Представляешь, сколько там накопилось разного барахла? – Курт усмехнулся, застегивая куртку до самого подбородка. – Да пара деталей из их тачек уже стоит столько, что мы можем месяц ничего не делать.

Я не стала спорить, хотя мелькнула мысль, что мост только и дожидается, пока кто-нибудь ступит на его темное покрытие, чтобы зажать бедолагу между взмывающими вверх стальными столбами. Курт знает, о чем говорит, он умный.

Мы поднялись и, заскользив по грязи пригорка, начали спускаться к реке. Я держалась за руку Курта, чтобы не свалиться, под ногами хлюпало. Над головой тянулись старые линии передач, и кроме их жужжания, не было слышно ни звука, только иногда поскрипывали опоры или вдруг, редкими моментами, приносило обрывки городского шума. Часто мы затихали, падали прямо в грязь, когда Курту казалось, что он слышит флаер охраны. Через некоторое время все вокруг погрузились в дымку, которая окутывала реку расплывчатым коконом.