Демон Максвелла - [28]

— Так вот почему они появились с этой стороны, а не от шоссе, как все приличные пилигримы. Чертовы бродяги...

Но ругательство в его устах звучит уже совершенно беззлобно. И он снова приникает к бутылке, на сей раз уже с более задумчивым видом. А вдруг это не просто бродяги?..

— Ребята, — обращается он к воронам, — боюсь, нам придется учредить полицейский надзор за этими тупицами.

Вороны особенно не протестуют. Похоже, они уже заняли свои наблюдательные посты, втянув поглубже головы и пошире расставив лапы. Дебори поднимает книгу и комиксы и, продолжая держать одним пальцем галлоновую бутыль за ручку возвращается к тачке. В двадцати шагах от лагеря он находит заросли ежевики и, используя тачку как плуг, а лопату как мачете, врезается в колючую чащу и расчищает себе в самой середине удобный наблюдательный пост. Он поворачивает тачку ручками назад и набивает ее испанским мхом, который свисает с соседнего дуба, так что это ржавое корыто превращается в удобнейшее кресло. Он раздвигает листья так, чтобы они ему не мешали, устраивается в своем гнезде и делает еще один большой глоток из бутылки.

По стволам деревьев медленно ползут тени. Вороны дезертируют и с карканьем разлетаются по своим гнездам после неудачного дня. По мере того как солнце опускается к горизонту и воздух густеет, все окрашивается в еще более темный красный цвет. Вино растекается по телу, а перед его глазами возникают образы Пестрого Беса, мистера Само Естество и Братьев-Педерастов. Наконец жидкости в бутылке остается ровно на дюйм, и ему не остается ничего иного, как обратиться к книжке. Он читал ее уже три раза. Много лет тому назад. Перед тем как отправиться в Калифорнию. Надеясь вписать свое имя и разделить радостные ощущения с тысячами других волонтеров, вдохновленных той же книгой и ее несравненным героем.

Как и другие искатели приключений, он бродил по прославленным местам тусовок — Огням Города, Месту и Кофейной галерее — в надежде хоть одним глазком увидеть искрометного героя, которого Керуак назвал Дином Мориарти, а Джон Клеллон —Холмсом Хартом Кеннеди, подслушать хоть один высокооктановый хипалог, а может, даже и поучаствовать в диких гонках по волшебному Сан-Франциско. О большем он и не мечтал, и, естественно, не представлял себе всех тех побед, потрясений и крушений, которые за этим последовали, в результате чего на сцене появился Хулиган. Он совмещал в одном лице Ленни Брюса, Джонатана Винтерса и Лорда Бакли. Он был звездой, не прилагая к этому никаких усилий. Формат ночного клуба был слишком мал для его свободно парящей мысли, ни одна сцена мира не была приспособлена для его таланта — для его стремительных эскапад и головокружительных комментариев по поводу мироздания — за исключением той, которую он сам создавал вокруг себя, как только садился за руль хорошей машины — чем больше, тем лучше. Мерцающая приборная доска служила ему софитами, а свет встречных фар — прожекторами. А теперь, теперь спектакль окончен. Никогда уже не повторится этот несущийся и подпрыгивающий на ухабах под звуки ритмических блюзов театр, никогда к его дому на полной скорости не свернет Хулиган, брызжущий новыми планами и идеями.

Потому что теперь, теперь, теперь этот сукин сын взял и умер.

И с последними каплями вина, поднятого в знак приветствия, Дебори начинает плакать. Это не сладкие слезы, несущие облегчение, но горькие и безнадежные. Он пытается сдержать их и открывает знакомую книжку Керуака в поисках какого-нибудь места, которое утолило бы его горе, но сквозь слезы ничего не может разобрать. Начинает темнеть. Он закрывает и книгу, и глаза, и снова погружается в библиотеку собственной памяти, концентрируясь на словах «Хулиган», «Герой», «Первосвященник хайвеев», «Вечный мечтатель» и «Иллюзионист». А может, и нет. Он ощущает себя учеником, пытающимся отогнать кружащих над его головой призраков отчаяния каким-нибудь изящным пугалом, набитым соломенными воспоминаниями о том, кем был великий Хулиган и что означала его безумная жизнь, во имя которой он умер. Он пытается заглушить насмешку, проглядывающую в бессмысленной смерти своего героя, с помощью анекдотов и вдохновенных афоризмов Хулигана (шесть четыре девять два восемь — последнее сочинение этого лучшего ума их поколения!).

Но полки пусты. Все труды уничтожены, как потерявшие значимость в свете последних открытий. Библиотечная метафора вызывает у Дебори смех, и он ощущает, как у него пересохло в горле. Он допивает последние капли вина с такой решимостью, словно борется с огнем. «Год наркомана», — произносит он, сидя под куполом вьющихся побегов и наблюдая за тем, как последние лучи ржавого солнца угасают на верхушках тополей. Он смотрит до тех пор, пока не исчезает последний отблеск и вино вновь не возвращает его к заброшенным стеллажам памяти. На этот раз ему удается найти тоненькую брошюрку не на букву «X», а на букву «П» — она посвящена эпизоду, когда знаменитый гонщик Хулиган познакомился с прославленным стэнфордским силачом Ларсом Дольфом и потерпел от него поражение в харизматической мужской схватке. «П» — поражение.