Демон Максвелла - [13]

Старый пес вылезает из-под стола и плетется за нами на залитую солнцем мощеную мостовую.

— Сотни раз выкидывала такие штучки... правда, за границей этого с ней еще никогда не было.

ПОСЛЕДНИЙ ВЗГЛЯД НА ЖЕНУ АВТОМОБИЛИСТА

«Он сотни раз совершал безответственные поступки — не просто бездумные или беззаботные, а унизительно безответственные — например, мог бросить мне открытую бутылку пива, когда я внизу занималась уборкой. Конечно, невелика потеря, если бы я ее не поймала. Но дело не только в этом. Ему стало наплевать на меня. Во что он так вперился, что потерял способность даже говорить? Почему у него все ломается?» — размышляет жена Автомобилиста по дороге в американское консульство в Гвадалахаре, где она хочет обналичить чек.

ПОСЛЕДНИЙ ВЗГЛЯД НА АВТОМОБИЛИСТА

Меня не впустят в самолет с пятигаллоновой канистрой прыгающих бобов. Поэтому придется ехать на автобусе. На остановке я вижу «поляро» Автомобилиста и его трейлер. Он вывел старину Чифа, чтобы тот справил нужду в канаве. Да, он едет обратно. В добрую старую Америку.

— И знаешь, что я собираюсь сделать, Рыжий? Поеду-ка я через Тихуану — хоть развлекусь.

И снова подмигивает, при этом глаза его еще больше отличаются друг от друга. Как машина? Жужжит. Какие-нибудь сведения о жене? Ни звука. Как ему понравилось пребывание в живописном Пуэрто-Санкто?

— Отлично, только... — он кладет руку мне на плечо и притягивает к себе, чтобы поделиться сокровенным, — если бы здесь был Дисней, он обязательно заселил бы это место обезьянами.

Абдулла и Авен-Езер

Вы только прислушайтесь к этому лаю и вою.

Для того чтобы вызвать такой гвалт, должно произойти нечто из ряда вон выходящее, поэтому мне приходится вставать и плестись по мокрой от росы траве на далекое пастбище.

Тем временем все умолкает. Но это не означает, что проблема исчерпана, — они просто прислушиваются — а там действительно что-то происходит — бог ты мой, это с кем-то дерется Стюарт! Взять его, Стюарт, взять! Улю-лю! — Я пока не могу разобрать, кто это — лиса, отбившийся от стаи волк или бешеный опоссум.

Гав-гав-гав! Лай и вой, и стук моего сердца, и шерсть встает дыбом у всех на много акров вокруг. Стюарт? Язык высунут наружу. Молодец, старик. Кто это там был? С твоей лапой все в порядке? Скорей всего, лиса — какой-нибудь подросток, осмелившийся ночью высунуться из леса. Возможно, та самая, что время от времени проскальзывает мимо моего окна на излете ночи, так что я подпрыгиваю в своем кресле на три фута, и с воплями злобного восторга исчезает на болоте.

Тихо, Стюарт, молчать. Пора уже утихомириться — двенадцать часов ночи! А что это за черная масса маячит впереди в лунной дымке? Наверное, это Авен-Езер, опять на том же месте рядом с зубчатой ирригационной трубой. Значит, еще ничего не закончено. Прошла уже неделя со дня ее родов и две — со времени убийства, а она все там же, у трубы. Что ж, для нее это стало настоящей драмой, которая не может исчерпаться за короткий срок. Не сказал бы, что в ней имеется хорошо построенный сюжет или содержится какая-то метафора, и тем не менее это настоящая драма.

В ней есть храбрый герой и преданная героиня. Несмотря на мужское имя, Авен-Езер — корова. Она получила свою кличку как-то под Рождество, когда мы еще мало задумывались о половых различиях у братьев наших меньших.

Она стала одним из первых телят, которых я приобрел после того, как меня выпустили из тюрьмы, и я вернулся в Орегон на ферму Гора Нибо. Бетси перебралась туда вместе с детьми, пока я отбывал срок, а за ней последовала вся наша компания. В тот первый сумасшедший год ферма была наводнена толпами наркоманов, пытавшихся привести в порядок огромные пустоши, вдохновляясь исключительно энтузиазмом и наркотой. В один прекрасный день мы отправились на автобусе на аукцион скота в Кресвел и приобрели там восемь непородистых телят. Обычно скотоводы продают их в двух— четырехдневном возрасте, предпочитая получать молоко от коровы, а не растить теленка, и стоят они дешево, так как из них мало кто выживает, как мы выяснили через несколько часов, когда доставили свое маленькое стадо в устланный соломой хлев.

Первый скончался еще до наступления ночи, второй — на следующий день — их тощие тельца лежали в кучах навоза, а огромные глаза тускнели от обезвоживания. К концу третьей ночи слегло еще шестеро. Они бы не дотянули и до конца недели, если бы мы не стали добавлять им в бутылочки ацидофилин. По словам Бадди, этот анидофилиновый йогурт наполнял их беззащитные желудки дружественными антителами и энзимами, и таким образом нам удалось вытащить оставшихся.

Тихо, Стюарт, это — Авен-Езер. Я не могу разглядеть ее в темноте, зато вижу ее клеймо: белое сердце и крестик посередине — оно призрачно колышется на фоне черной массы. При клеймении мы пользуемся заморозкой, а не каленым железом, поэтому вместо привычного рева телят и запаха паленой шерсти и мяса у нас эта процедура проходит в сопровождении тихого шипения газа. Тяжелое медное клеймо на деревянной палке стоит в обмотанном изолентой ведре, в котором шипит сухой лед и метиловой спирт, а мы пытаемся уложить теленка на опилки. На его боку выбривается небольшой участок, к которому прикладывается замороженный металл, а дальше его надо продержать в таком положении одну минуту. Если все сделано правильно, то потом на этом месте отрастает белая шерсть. Почему перечеркнутое сердце? Когда-то этот знак был символом Кислотного теста, олицетворяющей что-то вроде духовной чистоты.