Демократия. Вашингтон, округ Колумбия. Демократия - [276]
К сожалению, высоким и сложным материям нет места в политическом мирке Вашингтона, каким он предстает в изображении Г. Адамса. Хитросплетения сделок и интриг, которыми сенатор Рэтклиф пытается связать свободу действий нового президента, выглядят на современный взгляд довольно-таки наивными. Где тонко, там и рвется, и Рэтклиф сам чуть не увязает в сплетенной им паутине ложных ходов, двусмысленных обещаний и тому подобных экивоков. Однако президент устоял, как устояла перед аналогичной атакой и миссис Ли, скорее интуицией, нежели рассудком, распознавшая всю «этическую пустотелость» своего настойчивого поклонника.
Вряд ли есть необходимость заострять читательское внимание на тех несообразностях, которыми изобилует собственно событийная, «внутриполитическая» канва произведения. Психологических натяжек в тексте «Демократии» еще больше, поскольку исследования диалектики души и последовательности мысли чаще всего подменяются у Адамса декларативной риторикой. Но, разумеется, американского прозаика извиняет хотя бы то, что им писался фактически не роман, а беллетризованный памфлет и основную свою цель автор видел (вслед за целой плеядой своих предшественников, включая Т. Мора, Дж. Свифта, Дж. Ф. Купера) не в передаче «самодвижения жизни», а в том, чтобы в первую очередь дать выход собственным острокритичным эмоциям.
Всю меру язвительности авторских инвектив, обращенных против сословия государственных мужей, примкнуть к которому Г. Адамс безуспешно стремился на протяжении многих лет своей жизни, выдает его, казалось бы, случайное замечание, отождествляющее участие в политической жизни с отбыванием срока в каторжной тюрьме. Отличительными качествами сенаторов и конгрессменов он считает «дурные манеры и дурную нравственность», но еще более уничижительной оценки удостаиваются в книге новоиспеченный президент («эта деревенщина из индианского захолустья») и его супруга. Если воспринимать ироническое комментирование Адамсом государственного механизма США по критериям, прилагаемым к полноценным социально-психологическим произведениям, значительная часть его обвинений, несомненно, повиснет в воздухе. Но писатель и сам сознавал намеренную заостренность и полемичность основных положений своей книги. Рисуя удручающую картину того, «с каким скрипом крутится политическая машина, обдавая грязью все вокруг», он вместе с тем отдавал себе отчет в том, что «под пеной, всплывающей на поверхность политического океана, существуют здоровые течения с благородным руслом, которые смывают эту пену и поддерживают чистоту во всей толще воды».
Неопытность Адамса-романиста, заставлявшая его то и дело прибегать к сугубо условным сюжетным построениям, с меньшей силой сказалась в кульминационных сценах произведения. Воспроизведенный в последних главах книги конфликт между сенатором Рэтклифом и миссис Ли по-настоящему драматичен. Содержащееся в их диалоге столкновение требований реальной жизни с абсолютом нравственного чувства возрождает старый спор о том, оправдывает ли благородная цель применение небезупречных средств для ее достижения. Разумеется, «преступления» Рэтклифа ни в коей мере не соизмеримы с той откровенной беспринципностью, что совершенно неприкрыто предстала всему миру в XX веке в практике тоталитарных режимов. Но для нравственной философии Америки любая «мелочь», любые «огрехи» — в особенности когда речь шла о лицах, посвятивших себя служению обществу, — вырастала в проблему поистине планетарных размеров.
Столетие, разделившее скандалы в правительстве У. Гранта, которые дали Г. Адамсу тему для своей книги, и фатальный для президента Р. Никсона «уотергейтский» кризис, было отмечено в политике США постоянным балансированием между принципиальностью и прагматичностью, между последовательным «морализмом» и «искусством возможного». Эта дилемма сохранялась и в последующие годы, что было особенно ярко продемонстрировано в случае с глубоко задевшим администрацию Р. Рейгана делом «Иран-контрас». Изгнание в 70—80-х годах из правительственных кругов изрядного числа высокопоставленных деятелей порой за самые пустячные на сторонний взгляд правонарушения вновь подтвердило незыблемость строгих норм, которыми руководствуется при решении этических проблем американское общественное мнение.
В своей речи на конференции «Город Вашингтон в литературе» (апрель 1986 года), в работе которой мне довелось участвовать, видный критик А. Кейзин назвал Г. Адамса «Вольтером, Гиббоном, Прустом и даже, увы, апокалиптически настроенным Освальдом Шпенглером столичного общества». Можно утверждать, что некоторые из названных функций автора «Демократии» и автобиографического «Воспитания Генри Адамса» в известной мере унаследовал в наши дни Гор Видал, создатель целого цикла произведений об американской политической истории. Знакомясь с его романом «Вашингтон, округ Колумбия» (1967), читатель попадает в накаленную общественно-политическую обстановку середины XX века. Рожденные творческой фантазией автора фигуры вашингтонских политиканов, богатых предпринимателей и просто столичных бонвиванов хорошо вписываются в картину реальных событий. Начальной точкой отсчета для своего рассказа прозаик многозначительно избирает июль 1937 года — момент решительного сражения между «традиционными» взглядами на природу и назначение политической системы Соединенных Штатов и «новым курсом» президента Франклина Делано Рузвельта.
Исторический роман "Император Юлиан" знаменитого американского писателя Гора Видала (род. 1925) повествует о том, как чуть было не повернула вспять история человечества.Во зло или во благо?Друг Дж. Ф. Кеннеди, Видал пишет своего "идеального лидера", в первую очередь, с него.Юлиан Август (332-363), римский император, чуть было не повернувший историю вспять, остался в веках под именем Отступник (или Апостат). Русский писатель Д. С. Мережковский включил роман о нем в трилогию "Христос и Антихрист". А блестящий американский парадоксалист Гор Видал предложил свою версию его судьбы.
Перед вами — международная сенсация. Книга, которую в «самой свободной стране мира» — США — отказывались издавать по цензурным соображениям!Почему? А потому, что ее автор — Гор Видал, выдающийся мастер современной прозы — убедительно и аргументированно доказывает: в трагедии, постигшей Америку 11 сентября 2001 года, виновата — сама Америка. Ее политика «добровольного принуждения». Ее назойливое «миссионерство». Ее упорное навязывание человечеству собственных идеалов…Так ли это? Кто-то, пожалуй, не согласится с позицией автора.
Роман современного классика Гора Видала — увлекательное, динамичное и крайне поучительное эпическое повествование о жизни Кира Спитамы, посла Дария Великого, очевидца многих событий классической истории.
«Город и столп» — книга о первом чувстве школьника из Вирджинии Джима Уилларда к своему приятелю Бобу Форду. Между их первой едва спустившейся ночью чистой любви и кромешной полночью жестокости и насилия проходят десять лет. Все это время Джим ждет встречи, хранит в сердце свет вспыхнувшей страсти, а молодость тает, превращается в зрелость. И мужчины умеют любить… мужчин — к этому выводу ведет автора Джим. Очень скоро важным становится факт его безупречной мужественности. Вне зависимости от того, в какой роли, активной или пассивной, он выступает в сексе.
В традиционной рубрике «Литературный гид» — «Полвека без Ивлина Во» — подборка из дневников, статей, воспоминаний великого автора «Возвращения в Брайдсхед» и «Пригоршни праха». Слава богу, читателям «Иностранки» не надо объяснять, кто такой Ивлин Во. Создатель упоительно смешных и в то же время зловещих фантазий, в которых гротескно преломились реалии медленно, но верно разрушавшейся Британской империи, и в то же время отразились универсальные законы человеческого бытия, тончайший стилист и ядовитый сатирик, он прочно закрепился в нашем сознании на правах одного из самых ярких и самобытных прозаиков XX столетия, по праву заняв место в ряду виднейших представителей английской словесности, — пишет в предисловии составитель и редактор рубрики, критик и литературовед Николай Мельников.
Однажды окружающий мир начинает рушиться. Незнакомые места и странные персонажи вытесняют привычную реальность. Страх поглощает и очень хочется вернуться к привычной жизни. Но есть ли куда возвращаться?
Герои повестей – наши современники, молодежь третьего тысячелетия. Их волнуют как извечные темы жизни перед лицом смерти, поиска правды и любви, так и новые проблемы, связанные с нашим временем, веком цифровых технологий и крупных городов. Автор настойчиво и целеустремленно ищет нетрадиционные литературные формы, пытается привнести в современную прозу музыкальные ритмы, поэтому ее отличает неповторимая интонация, а в судьбах героев читатель откроет для себя много удивительного и даже мистического.
Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.
К чему приводят игры с сознанием и мозгом? Две истории расскажут о двух мужчинах. Один зайдёт слишком глубоко во внутренний мир, чтобы избавиться от страхов, а другой окажется снаружи себя не по своей воле.
Издательская аннотация в книге отсутствует. Сборник рассказов. Хорошо (назван Добри) Александров Димитров (1921–1997). Добри Жотев — его литературный псевдоним пришли от имени своего деда по материнской линии Джордж — Zhota. Автор любовной поэзии, сатирических стихов, поэм, рассказов, книжек для детей и трех пьес.
20 июня на главной сцене Литературного фестиваля на Красной площади были объявлены семь лауреатов премии «Лицей». В книгу включены тексты победителей — прозаиков Катерины Кожевиной, Ислама Ханипаева, Екатерины Макаровой, Таши Соколовой и поэтов Ивана Купреянова, Михаила Бордуновского, Сорина Брута. Тексты произведений печатаются в авторской редакции. Используется нецензурная брань.
Ричард Хьюз (1900–1976) — маститый английский писатель, романы которого вошли в фонд британской классики XX века.«Лисица на чердаке» и «Деревянная пастушка», две книги задуманной романистом эпопеи, объединены общими героями и охватывают период с 1923 по 1934 год. Действие переносится из Англии в Германию, Америку, Марокко.Талантливый, размышляющий над кардинальными проблемами современности художник создает широкое социальное полотно. Его романы — это история мрачного, не подлежащего забвению времени, когда в реваншистской Германии зрел фашизм, история десятилетнего пути Гитлера к власти, начало которого, мюнхенский путч, изображено в «Лисице на чердаке», а завершение, «ночь длинных ножей», — в «Деревянной пастушке».