Демидовы: Столетие побед - [145]

Вторую причину уже упоминали. Рассолы оказались плохи, и проку от промысла становилось все меньше. Вариант раздела, при котором Прокофий получал металлургию, а Григорий солеварение, не «вытанцовывался». Возможно, осознание этого Акинфием явилось одной из причин упоминавшейся отправки Григория из Соликамска на Суксунский медеплавильный завод[848]. Не исключено, что отца заинтересовал новый вариант раздела: Прокофию — предприятия черной металлургии, Григорию — медь.

Как долго и в какое конкретно время Григорий находился на Суксунском заводе — не знаем. Обращает на себя внимание письмо Акинфия приказчику Степану Егорову от 6 февраля 1733 года. Прося его съездить к Соли Камской, Акинфий дает ему поручения, в том числе предписывает «посмотреть и за нашими управители», при необходимости что нужно там исправить и негодных управляющих от дела отрешить[849]. О сыне ни слова. Судя по широте полномочий, предоставленных Егорову, и неупоминанию Григория, его в это время в Соликамске не было. Может быть, потому, что он находился на Суксуне?

Но план превращения Григория в медепромышленника в конечном счете был тоже отвергнут. Одну из причин видим в трудности раздела по технологическому принципу. На Урале железные руды соседствуют с медными, соответственно, один завод может быть и железным, и медеплавильным. (Пример тому тот же Суксун, где в 1740-х годах параллельно со сворачиваемым медеплавильным налаживается железоделательное производство.) Получалось не так уж и «складно»: без остановки на заводах некоторых «цехов» целое делиться не желало.

Пока же Григорию приходилось осваивать технологию и управление выплавкой меди. Не думаем, впрочем, что оно было ему совсем в новинку. Скорее всего ранее он уже бывал на отцовских заводах этого профиля. И уж конечно знал о находившихся сравнительно недалеко от Соликамска месторождениях медной руды, для переработки которой в 1731 году (когда уже закреплялись здесь Демидовы) в трех верстах от города построил и пустил Троицкий завод М.Ф. Турчанинов.

Как сам Григорий воспринимал действия авторитарного отца, планы которого в отношении сыновей еще и менялись? Судя по тому, что известно о Григории того времени, когда его характер получил возможность проявиться отчетливо, он был человеком более мягким, чем Прокофий. Никаких данных о его спорах, тем более конфликтах с братьями до периода раздела наследства не имеем.

Никита, внук Никиты

Никита Акинфиевич родился 8 сентября 1724 года, на берегу реки Чусовой, во время поездки его родителей из Тулы в Сибирь[850]. Имя, дату и место счастливого события он позднее отметит установкой на берегу каменного креста с соответствующей надписью[851].

О его детстве и юности знаем еще меньше. Жил в Невьянском заводе, когда подрос, сопровождал отца в некоторых поездках.

Сохранилось короткое письмо Никиты, написанное им в возрасте десяти с половиной лет. Вот его полный текст со всеми описками и грамматическими ошибками:

«Прикащику нашему Григорью Сидорову.

Получаси сие, выслос бо тебе к нам в Тулу магнитснаи камень, которой выточить и откавать железом хорошим маст[ер]с[тво]м, чтобы был весом пети фунтоф, прислать нгздержно. Никита Демидов».

На обороте написанный тем же почерком адрес: «Сие писмо отдать на Нижэнном Тагиле Григорию Сидорову Никита Демидов»[852].

Документ очень выразителен. Видно, что перед нами ребенок: почерк неустойчив, много ошибок. Видно, что письму его учили люди, сами не особенно «расписавшиеся»: начертано получше, чем курица лапой, но до каллиграфии далеко. Видно, как кто-то — кто, как не Акинфий? — развивает потомка («на нашем Урале — помнишь? — встречается в горах удивительный камень магнит»), наставляет технологиям («взяв из природы, обточить, оковать железом, взвесить»), приучает сызмала «к должности» («у нас там приказчики, главный на Тагиле — Сидоров, — напиши, распорядись, исполнят "неиздержно"»). Заодно учит выделиться в группе («хочешь игрушку, какой нет ни у кого из товарищей по играм?»).

Письмо было отправлено и достигло Урала (имеется помета: «Получено мая 19 дня 1735 году»). Задание, можно думать, было выполнено. В детской комнате дома в Тульской оружейной слободе среди игрушек появился еще и магнит.

В свете этого письма, приоткрывающего дверь в детские забавы Никиты, по-иному воспринимаются нередкие в письмах Акинфия упоминания о посылках с Урала в Центральную Россию диких животных. Какие-то из них доставлялись, вероятно, для «зоопарков» самого Акинфия. Паллас упоминает протянувшийся вдоль Нейвы обнесенный бревенчатым «оплотом» зверинец, «в коем держивали оленей и других диких зверей»[853]. Другие предназначались для подарков высоким персонам, императрице[854]. Но вот строки из письма на Нижнетагильский завод Степану Егорову от 4 января 1733 года: «Ежели молодой маралка у вас обретаетца в добром здравии, то старого маралка пришлите к нам в Тулу весною на алексинском стругу; и за нею пошлите нарочного нашего крестьянина, которой бы ее в корму и в пойле не оставил и соблюдал бы ее здравие». В письме от 12 марта Демидов уточняет: «Писал к тебе прежде сего о присылке в Тулу оного марала; а ныне писано от нас в Невьянскую кантору, чтоб всех моралов отпустить нынешнею весною на алексинском стругу». Ниже он просит Егорова написать в контору Колывано-Воскресенского завода и перечисляет, что нужно от его имени от нее потребовать, — между прочим, и то, «чтоб оттуда прислали лосенков и других зверушек, каких могут добыть»