Но ничто уже не радовало Акинфия: неожиданная слабость охватила его тело. Напрасно лекарь на остановках делал притирания, ничто не помогало: слабел Акинфий Никитич…
В Утке карету и возки поставили на струги и поплыли по Чусовой. На воде было привольно, мелькали леса, обдували ветры, но это не приносило облегчения…
Лежал Акинфий Никитич на взбитых перинах, хорошо укрытый.
Мимо плыли горы, скалы, леса, и небо было синее и необъятное…
«И все то мое!» — жадно думал он.
Но взор слабел, и не слушались руки. Струги проплыли Чусовую, вышли на Каму-реку. Под Егожихой на пристань выходил воевода, но Демидов не принял его: не пожелал показать своей хворости.
Сам себя Акинфий утешал: «Погоди, еще встану на ноги, еще поживу!»
Ему казалось: стоит только добраться до родной Тулы, ступить на родную землю — как и силы вернутся…
Вот и камское устье.
Плохо стало Акинфию; остановили струги. На берегу высились скалы да шумел бор. Хозяин наказал перенести себя на берег и положить на землю…
Опускалась ночь; над лесом сверкали крупные звезды; шумела река; играла рыба…
Акинфий молча смотрел на звезды, и все теперь казалось ему чужим и отошедшим назад. Душу давила глубокая тоска, он закрыл глаза и жадно хватал свежий ночной воздух…
Неизвестно, сколько времени он дремал, но проснулся так же внезапно, как и задремал, словно от толчка.
Перед ним стоял высокий седобородый старец, за спиной его виднелись лица родных.
«Уж не поп ли соборовать?» — подумал Акинфий и спросил — голос был тих и слаб:
— Кто ты?
— Я — человек, — просто ответил старец. — Прослышал я, что ты плывешь, захотел поглядеть на тебя…
— Я не птица и не зверь диковинный, — строго прошептал Акинфий. — Пошто на меня глядеть?..
Старик усмехнулся, глаза ясны.
— Верно, ты не птица и не зверь невиданный, — согласился он. — Но ты необычный человек, и жадность твоя необычна… А потому я хотел поглядеть на тебя — убийцу моего сына… Помнишь беглого солдата Бирюка, а?
— Ух, леший! — разозлился Акинфий. — Или ты не знаешь, как я могуч и властен? Оглянись и увидишь, сколько я заводов на Камне возвел!
— Эх, и хвастлив ты не в меру! — покачал головой старец. — Не твоих рук это дело! Возводили заводы, закладывали шахты, лили пушки, копали руду русские люди! Заботливые рабочие руки вознесли край до славы!
— Уйди, уйди, лукавый! — закричал Акинфий и открыл глаза. Старца не было: растаял как дым. Рядом трещал костер, в густую тьму сыпались быстрые золотые искры. Слуги спали крепко.
«Померещилось! А может совесть говорила?» — подумал Акинфий, повернулся на бок и захрапел…
Утром на зорьке, когда из-за камского бора выплыло солнце, Акинфий лежал тихий и молчаливый.
Холопы из камня вытесали крест и поставили на берегу Камы…
Гуляют камские ветры, шумят воды, и волжские да камские бурлаки горьким соленым потом поливают прибрежные тропы.
Грозного невьянского хозяина отвезли в Тулу и похоронили рядом с отцом. Ненасытный Акинфий Демидов, мечтавший захватить весь Каменный Пояс, успокоился на маленьком клочке земли.
