Демидовский бунт - [80]

Сказал грубо и спохватился, вскинул на монаха серые, настороженные глаза, но отец Киприан смотрел себе на пальцы, постукивал ими друг о друга, чтобы скрыть подступившую к сердцу неприязнь к этому капиталистому, напористому и беспощадному в жизни мужику.

«Да-а, хозяин, вид ты весьма благолепный имеешь, но сердцем бирюк бирюком. Доведись тебе поиметь крепостных мужиков, такое ярмо сотворишь подневольным, какого они и у Демидова не знали».

Поклонился хозяевам за хлеб-соль, сослался на усталость и ушел в боковушку, где на лавке, разметавшись в тепле, беспечно посапывал сытый отрок Илья.

Ночью дважды криком поднимал молодую сноху ребенок, принимались лаять псы, и Федот Жигуля выходил во двор, с крыльца кричал в темную ночь:

– Балуй у меня! Кто там?

Утром побродимы зашли в лавку торгового дома. Измученный болезнью и плохо спавший приказчик положил на прилавок приготовленные торбочки с крупой, солью, сухарями.

– С вас еще выходит восемь копеек, ваше преподобие, – пояснил приказчик, а сам белым платком промакивал пот на висках и под глазами, где залегла нездоровая чернота. – Не стал я кус солонины урезать, целиком завернул. До Архангельского села хватит вам, а там и Петропавловская крепость недалече будет, за Ишимом. Как ни то прокормитесь.

Расплатились и, подбадриваемые свежим утренним ветерком в спину, побрели вдоль села, по берегу большого степного озера.

Отошли версты три.

Впереди все заметнее стал вырисовываться лес. Отец Киприан поминутно оглядывался, словно кого-то ждал. Тревога, которой был полон монах, невольно передалась и Илейке, заставляла ускорять шаг. Близ опушки леса, где между молодыми кустами густо цвели робкие лесные фиалки, похожие на голубых бабочек, монах еще раз оглянулся и вскрикнул:

– С нами крестная сила! Скачут-таки! Живо, Илья, бежим прочь с дороги! – Отец Киприан схватил Илейку за рукав и потащил влево, в глубь леса, в непролазную чащобу. Продрались через заросли, обогнули небольшое, саженей в двадцать, заросшее травой озерцо и затаились на бугорке, где высоко поднималась над прочими деревьями старая, в смоляных подтеках, сосна.

Минут через пять мимо озерца проскакали верховые и скрылись за деревьями, глухой удаляющийся топот копыт постепенно затих.

– Узнал? – прошептал отец Киприан, не оборачиваясь к Илейке. Отрок рукой придерживал лежащего рядом Иргиза, чтобы не подал голоса. – Сыновья Федота Жигули. По наши души посланы, наши целковые в свой карман переложить вознамерился хлебосольный хозяин.

Илейка медленно привстал на колени, закусил губу, чтобы сдержать слезы горькой обиды.

– Чу – назад скачут! Жмись к земле плотнее! – И отец Киприан дернул Илейку за полу увлажненного росой кафтана. – А плакать негоже, брате Илья. Учись читать не токмо душу человека по глазам его, но и помыслы, за словами скрытые.

Всадники возвращались легкой рысцой, всматривались в заросли по сторонам, но так ничего и не увидели, проехали мимо. Чуть позже отец Киприан послал Илейку к опушке проверить – уехали братья в село или стоят и ждут их.

Братья на конях стояли и стерегли дорогу. Побродимы не отважились покинуть убежище, сидели и терпеливо ждали. Над головой не к часу стрекотнула болтливая сорока и снялась с ветки. Илейка вздрогнул, зыркнул глазами по кустам – не крадутся ли разбойники по чаще? Но Иргиз вел себя спокойно, Илейка, ласкаясь к собаке, прижался щекой к голове Иргиза.

Отец Киприан прошептал, сокрушаясь о погибших побродимах:

– Кабы теперь были с нами Добрыня да Евтихий, не отважились бы тати гнаться за нами по лесу, не то что за старым да малым… Когда собирались мы в баню, Федот Жигуля будто ненароком переложил на лавке мою свернутую рясу. Пистоль потянул руку, а Жигуля подумал, что у нас казна серебра спрятана. Детей с дубьем за нами погнал, сущая бестия[14] в облике человеческом!

Наступил полдень. Побродимы рискнули продолжить путь лесом, не показываясь на дороге. Шли, чутко слушали и зорко всматривались во все, что могло грозить бедой. Часа через три лес кончился. Впереди, до окоема – степь, а по ней, зеленой и чистой, словно нескончаемо длинная бросовая змеиная кожа, пролегла лента дороги.

Выйти на простор побоялись, спрятались у окраины леса. Здесь же решили дождаться ночи и уже по темному времени уйти от полуразбойного села.

Нагребли сапогами прошлогодних листьев, отец Киприан постелил рядно для бережения от прохладной земли. Иргиз улегся у ног и повиливал хвостом в ожидании, когда развяжут торбу и нарежут хлеба с пахучей солониной.

Пообок, по стволу упавшего дерева, шмыгнула серая мышь, юркнула в темную нору у вывороченного корневища и пропала: тоже, наверно, ждала, когда нежданные пришельцы покинут окрестности ее обжитого жилья.

Часть III. Крушение мечты

Глава 1. Атаман Гурий Чубук

К мутному, переполненному до краев вешними водами Ишиму вышли в полдень 11 мая. И остановились, пораженные мощью сибирской реки, по которой, гонимые течением и боковым ветром, словно большие серокрылые лебеди, плыли на север одна за другой три барки под косыми треугольными парусами.

За мутно-коричневой рекой, на круче правого берега, весь в окружении диких лесов, поднимался новый город Петропавловск. Среди невообразимого строительного хаоса уже просматривались на взгорке деревянная церковь с крестами, около нее казенные продолговатые срубы казарм, за казармами и ближе, над самым берегом, десятка четыре или пять жилых строений первых поселенцев. Возле казарм солдаты что-то таскали и укладывали на телеги.