Демагог и лэди Файр - [28]

Прислуга была плохо и неряшливо одета, в грязном ситцевом платье. Лэди Файр невольно улыбнулась, подумав о неспособности мужчин вести хозяйство, и почувствовала свое превосходство в этом отношении. Она даже не сердилась, что ее заставили ждать на сквозняке. Дверь в столовую была приоткрыта, и в комнате был виден свет. Лэди Файр решила войти туда и уже взялась за ручку, как вдруг дверь распахнулась и в дверях показалась женщина с пылающим красным лицом, мутными глазами, в растрепанной прическе, в грязном фланелевом капоте.

С минуту они смотрели друг на друга. Затем женщина шагнула вперед, но зашаталась и прислонилась к стене. Она была пьяна.

— Что тут за дьявол? Кто вы такая? — окрикнула она грубым голосом.

Лэди Файр охватил ужас и она отшатнулась. В эту минуту Годдар спускался по лестнице. Он слышал слова жены. Увидав его, Лиззи как-то съежилась.

— Ступай в комнату! — закричал он. Захлопнув за ней дверь, он схватил дверную ручку и с бледным лицом посмотрел на лэди Файр.

— Вы здесь? Что вас привело сюда? — спросил он глухим голосом.

Звук его голоса пробудил лэди Файр от ее оцепенения.

— А! — вскрикнула она, и в этом возгласе вылилось все отвращение, все возмущение, которым она была полна. Инстинктивно она бросилась к выходной двери, но Годдар нагнал ее. Она забилась в угол, протянула вперед руку, как бы защищаясь от его прикосновения.

— Пустите меня! Не подходите ко мне! Не говорите со мной! Это ужасно!

— Да, это ужасно! — ответил он горячо. — Но это мое проклятие… и не моя вина, что у меня такая жена.

— Ваша жена? — прошептала она слабым голосом. — Эта женщина — ваша жена?

— Неужели вы могли думать, что это моя любовница? — с горечью воскликнул он. — Придти к ней после вас!

Усилием воли лэди Файр овладела собою.

— Я вас попрошу открыть мне дверь!

Он молча отодвинул задвижку, пропустил ее вперед и вышел вслед за нею на крыльцо. Раньше чем она успела спуститься ни улицу, он схватил ее за руку.

— Что заставило вас придти в этот дом? Скажите!

Ее первым побуждением было — вырваться и сесть в ожидавший ее экипаж. Она хотела бежать от этого проклятого места и остаться наедине со своим горем и отчаянием. Но он крепко сжимал ее руки.

— Скажите, — повторил он настойчиво, — вы бы не пришли сюда без всякого повода.

— Пустите мою руку! Мне больно!

— Простите! — сказал он более мягким голосом, — я не владею собой!

Лэди Файр ненавидела его в эту минуту всеми фибрами души. Если бы дело шло о необходимой ей личной услуге, она скорее позвала бы на помощь полисмена, чтобы тот проводил ее до экипажа, чем ответила бы ни вопрос Годдара. Но она вспомнила о важности поручения. Поборов свое отвращение, она быстрыми отрывочными фразами передала ему суть дела. И едва договорив последнюю фразу, она бросилась вниз и, содрогаясь от отвращения, вскочила в экипаж.

Но у подъезда своего дома, после того, как она уже отпустила кучера, она с ужасом вспомнила, что оставила письмо в ящике. В первый момент она хотела вернуться и потребовать его обратно, но это было невозможно. Она медленно поднялась к себе и тотчас легла, но долго не могла заснуть от пережитого волнения и унижения.

Годдар стоял на крыльце и следил глазами за экипажем, пока последний не скрылся в темноте улицы. Тогда он медленно повернулся, открыл ключом дверь и прошел прямо в столовую. Лиззи полудремала, лежа на диване. При входе Годдара она повернула к нему свои осовевшие глаза. Вид у ней был ужасный: распущенные, растрепанные волосы, опухшее, заплывшее лицо, грязный капот был полузастегнут, чулки спустились с ног. Комната была пропитана запахом спирта и в ней царил страшный беспорядок. Скатерть на столе съехала на одну сторону; на ней валялись объедки булки, грязный носовой платок и засаленная книжка романа.

Невыразимое отвращение овладело Годдаром. На минуту в нем вспыхнуло дикое желание схватить подушку, на которой лежала Лиззи, и придушить ее.

— Ступай спать! — сказал он, поборов приступ ярости.

Она встала, но зашаталась. Годдар чувствовал, что если бы она упала на пол, он не мог бы заставить себя дотронуться до нее и помочь. Но она упала обратно на диван.

Он позвонил горничную и сказал:

— Позовите кухарку и уложите барыню в постель! Я уезжаю сейчас в Экклесби и не знаю, сколько времени там пробуду. Я пошлю телеграмму миссис Смит, чтобы она завтра же приехала сюда.

Горничная вышла. Лиззи установилась на нее бессмысленными глазами.

— Ты думаешь, я так и поверю, что ты поедешь в Экклесби? Ты идешь к этой цирковой даме из Пиккадилли — вот что!

Годдар в бешенстве подскочил к ней, схватил ее за ворот и начал ее трясти.

— Я тебя убью!… — прошептал он сквозь зубы.

Лиззи испугалась и захныкала. Годдар выпустил ее, минуту смотрел на нее и с отчаянием провел рукой по волосам.

— Что за наказание! — вскрикнул он дрожащим голосом и выбежал из комнаты.

Он машинально схватил не распакованный еще чемодан, надел пальто и вышел на улицу. На платформе вокзала Сент-Панкрас он повстречался с Глимом. Депутат засыпал его вопросами об отеле «Мидлэнд» и о лэди Файр. Годдар слушал подробности о фабрикантах, об отказе Розенталя, он выслушивал поздравления, добрые пожелания и прощальные приветствия, но все это ощущалось им как во сне. Блестящие новости, которые он вез с собою, верная победа, долженствовавшая увенчать его надежды и честолюбивые мечты, тысяча человеческих жизней, судьбу которых он держал в своих руках — все это скользило по его сознанию, как неясные тени. Он весь был охвачен двумя чувствами — страстною любовью к лэди Файр и дикой ненавистью к Лиззи. Если пламя ада когда-либо горело в груди человека, то оно пылало в эту ночь в груди Годдара, когда он был на пути к осуществлению первой великой честолюбивой мечты в своей жизни.