Демагог и лэди Файр - [22]

— Вот, господа, — сказал Годдар, обернувшись к делегатам, — я сжег ваши корабли.

* * *

Два дня спустя приехала лэди Файр.

Она явилась в Экклесби «не для удовольствия, а для дела», как она объявила об этом друзьям. Вместо гостиницы она остановилась у мистера Кристофора Уентворса, представителя Прогрессивной Лиги в округе и одновременно с тем ее покорного вассала. Жена последнего встретила лэди Файр прежде всего предупреждением, чтобы лэди не очень замучила ее супруга политикой. Добродетельная дама чересчур заботилась о слабом горле и плохом желудке своего мужа. Но, кажется, этим и ограничивались ее заботы о нем.

— Вы можете делать, что угодно, Роданта, — сказала она лэди Файр, — только, бога ради, не тащите Кристофора с собой на открытые митинги. Он только схватит там бронхит и опоздает к обеду.

— О, Кристофор мне совершенно не нужен, — успокоила ее лэди Файр, — пусть он сидит дома, пишет письма и считает казенные деньги.

Она написала Годдару о своем приезде и просила навестить ее. Он еще ранее получил от нее из Лондона два или три письма, написанных изящным почерком, и с нетерпением ожидал оповещения о ее приезде.

Он немедленно явился к ней и застал ее одну в светлой большой комнате. Лэди Файр показалась ему необыкновенной красавицей в ее простом, но элегантном синем костюме. Ее молодость, свежесть, красота совершенно ослепили его, уже привыкшего за последнее время к темным грязным домам и к озабоченным лицам. Она хотела поскорее услышать все подробности о положении дел и потребовала от него полного отчета. Годдар почувствовал себя, как всегда в ее присутствии, радостно возбужденным, и его осенили надежды на успех и победу.

— Теперь и я вам расскажу кое-что! — сказала она, когда он кончил. — Вы не можете сказать, что у меня нет характера. Когда вы вошли сюда в комнату, мне страшно хотелось сообщить вам одну новость, и все же я выдержала характер и терпеливо вас выслушала. Я приготовила вам сюрприз. Я собираюсь открыть дешевую детскую столовую. Вы ничего не слыхали про это?

— Ни слова.

— Как я рада! — она засмеялась и забила в ладоши, — а ведь все это делалось под самым вашим носом. Это моя собственная идея. Дети страдают больше всего. Они, бедненькие, даже не понимают, за что им приходится голодать. И вот я им буду давать за полпенни завтрак или чай и досыта хлеба с маслом.

— А деньги? — спросил Годдар.

— О, это я все устроила, — восторженно воскликнула лэди Файр, — я сумела выманить пособие от Лиги, а редакция «Evening Chronicle» обещала мне открыть подписку с сегодняшнего же номера. Я веду переговоры о передаче в наше распоряжение бараков армии спасения, а Иванс и Уилльямс начинают закупать продукты. Я ведь кое-что сделала, не правда ли?

— Еще бы! — сказал Годдар, — это будет для нас огромной помощью.

— Вы не сердитесь на меня, что я делала это тайком от вас? — спросила она. — Мне так хотелось удивить вас и порадовать небольшой неожиданной помощью.

Она сложила свои руки на коленях и нагнулась вперед, заглядывая ему в лицо с прелестной и робкой улыбкой.

Годдар мог ей ответить только одно: ее затеи великолепны! Он искал и не находил слов, чтобы высказать свое волнение. И только уже прощаясь с ней он внезапно сказал прерывающимся голосом:

— Я чувствую себя другим человеком с тех пор как увидел вас. Мною уже начинало овладевать отчаяние. А теперь, — знаете, как сказано в стихотворении: «Удивительно, как улыбка Бога может изменить весь мир». Вы для меня улыбка Бога.

Лэди Файр отвернулась и покраснела. Она чувствовала, что краснеет, как девочка, но не могла совладать с собой. Никто еще не говорил ей таких слов. Она не знала, сердиться ли ей или радоваться? И, как умная женщина, предпочла неопределенность. Но, прощаясь с ним, она не могла никуда спрятать сверкающей в ее глазах нежности.

— Я буду в бараках армии спасения сегодня в девять часов вечера, — сказала она. — Может быть, вы придете немного помочь мне, если вы только не очень заняты.

Он с радостью обещал и вышел от нее сильным и бодрым. Никогда он не чувствовал в себе такой уверенности в конечной победе. Ему вдруг захотелось избыток своего счастья отдать другим, и он начал обходить убогие квартиры рабочих; своими словами, всем своим видом он вносил бодрость и передавал им частицу своей уверенности.

Один рабочий упорно не поддавался этому настроению.

— Стачки никогда не доводят до добра, — сказал он.

Годдар пристыдил его за малодушие. Ему хотелось крикнуть: «Да разве ты не видишь, что я непобедим?»

И в этот вечер счастье одного человека подняло настроение всей массы рабочих на несколько дней.

Детская столовая имела большой успех. Лэди Файр работала без устали, самолично раздавая кушанье. Вместе со своими помощниками она хозяйничала за столами в огромном пустом зале. Столы ломились под тяжестью больших чайников, гор хлеба и дымящихся тарелок с кашей.

Годдар любил пробираться сквозь толпу шумных чумазых ребятишек к тому месту, где стояла лэди Файр, всегда восхитительно свежая, в белом передничке и с засученными рукавами. Он любил смотреть, как она деловито раздавала кушанье; принимала деньги из маленьких грязных ручек, а чаще сама платила за бесчисленное множество несостоятельных посетителей. Когда толпа ребятишек спадала и в бараке становилось просторнее, она отходила от стола и ходила с Годдаром взад и вперед по зале, разговаривая о делах. Никогда еще не была она так близка ему, как теперь, когда их связывали общие интересы.