Дельтаплан - [3]

Почти безотчетно, подчиняясь всецело инстинкту полета, он уклонялся от встречных потоков, обходил боковые и, забирая в крыло попутный, подолгу стоял на его гребне, пока его легкий прибрежный порыв не угасал окончательно в ломком шелесте тростниковых отмелей.

Но вот уже и длинные тени деревьев упали на воды. Окаймленные осокой заводи померкли, стыдливо потупили взгляд, пряча его под густыми ресницами очерета. Протоки словно бы сделались у́же, а дамбы и насыпи выше.

Вот и солнце коснулось верхушек седых тополей на отдаленной косе. И только он не замечал, что приближается вечер и скоро начнет смеркаться. Ведь он по-прежнему летел вровень с солнцем.

Неожиданно цепь островков, поросших серебристыми ветлами, легла на его пути. Он пошел вдоль нее, отыскивая просвет, но его все не было. В отчаянии он хотел уже повернуть назад, когда впереди, за стволами, открылась протока. Кроны деревьев смыкались над нею, и лететь можно было только у самой воды. Он пронесся под этим зеленым сводом и увидел залив, в котором пылали такие яркие краски заката, что он поневоле зажмурил глаза…

Осмотревшись, он понял, что идет у самой воды, в тени крутого, обрывистого берега. Он выровнял свой полет, а когда поднялся чуть выше, то вскрикнул от удивления — до того знакомой показалась ему эта картина.

Над обрывом, широко разойдясь по ровному склону, шумела дубовая роща, насквозь пронизанная солнцем, а между деревьями — он видел это совершенно отчетливо — мелькнула тропинка, точно такая же, как в обычном дачном лесу, исхоженном вдоль и поперек.

Он двинулся над чертой обрыва, и вскоре роща исчезла за густыми кустами боярышника. Берег все уводил его вправо, и вскоре в зарослях сирени показалась кирпичная кладка парковой ограды. Теперь он точно знал, где находится, и у него перехватило дыхание: это был Заброшенный остров!

По-видимому, старый дом и усадебные строения находились где-то поблизости. Да и замшелая, с травой в проломах, решетка парка, с развалинами беседки на углу, терялась в зелени сада. Ему захотелось вернуться туда, где по склону петляла дорожка, и подняться над рощей, чтобы увидеть все сразу. Но, подумав, он решил пока что не обнаруживать себя здесь.

Продолжая свой путь, он с любопытством отметил, что крутой поначалу обрыв с торчащими из пластов красной глины сухими корнями, постепенно сходит на нет, а потом и вовсе сменился отлогим склоном с густой луговой травой и стоящими поодаль одна от другой ивами. Этот луг через заболоченную старицу примыкал к сосновому бору, стволы которого еще хранили жар уходящего дня. И снова он не мог отделаться от впечатления, что когда-то уже видел все это!

Вообще же об этом острове ходили самые противоречивые слухи. Одни утверждали, что по ночам из усадьбы доносится сатанинский хохот, другие — что никаких привидений там нет, а есть лишь подземный ход с замурованньым в нем тайником, третьи отрицали и это, но соглашались с тем, что именно в здешних местах знаменитый граф Потоцкий спрятал свои сокровища и что моторные хлопцы, ходившие к острову на карбасе, не раз находили на берегу выброшенные волной золотые браслеты, кулоны и перстни.

Но еще больше было тех, кто не верил ни тем, ни другим, ни третьим. Не верили, главным образом, по той причине, что Заброшенного острова, по их мнению, попросту не существовало, и все это — выдумки хлопцев.

За лугом с ивами редел негустой лесок, точно разрезанный надвое старой просекой или дорогой. Он полетел к нему, скользя у самой травы, и с облегчением перевел дух, когда дремотный дурман низины сменился запахом цветущих лип и жасмина. И хотя на своем пути он так и не встретил того, что пусть бы отчасти, но подтверждало ужасную репутацию острова, сердце его билось учащенно и радостно.

Неожиданно, в трех шагах от себя, он увидел ржавые прутья решетки и лишь чудом откачнулся назад, в последний момент проскочив над ними. Он так круто заложил крылья, что у него стеснило дыхание, и боль пронзила предплечье. Но он и не подумал садиться: там, в глубине широкой аллеи, показался высокий дом с мезонином и верандой у входа. Низкое солнце окрасило стены румянцем, и, казалось, в каждом окне стоит по керосиновой лампе. Густые, свежие заросли плюща взбирались по углам и перилам веранды, от ступенек которой к воротам с обвалившейся аркой шла вымощенная булыжником дорога. А на теплых ее камнях, кое-где оттесненных с привычного места беспокойной беспечной травой, трепетали рои мотыльков, переносясь голубым невесомым облачком.

Он поднялся над крышей, усыпанной пригоршнями засохнувшей вишни, заглянул по пути в слуховое окно чердака. Балки и стропила его проседали, казалось, от множества гнезд, а у столбов, подпиравших кровлю, вились золотистою россыпью пчелы. Сухая и жаркая полутьма чердака была заполнена ровным и спокойным их гулом и потрескиванием остывающей черепицы.

Неожиданный звук, как если бы где-то во внутренних комнатах захлопнулась крышка рояля, наполнил дом рокотом и глухим дребезжанием. С вишни, шелестя крыльями, посыпались воробьи.

Он догадался, что это лопнула пересохшая половица, а может, дверной косяк.