Деловой роман - [42]

Шеннон подняла голову и виновато улыбнулась.

— Прости.

— Ну вот, похоже, я испортил тебе аппетит.

— Если ты рассчитываешь съесть все в одиночку, то я тебя разочарую. Между прочим, в этой квартире существует один непреложный закон…

— Заранее согласен ему подчиниться.

— Отлично. Так вот: кто готовит, тот и моет посуду.

— Это нечестно!

Фрэнсис стал накрывать на стол, а Шеннон, наблюдая за ним, думала о своем.

Похоже, у них неплохо получается. И на работе, и дома — по крайней мере, в кухне. Конечно, ей хотелось бы большего. Единения души и Тел. Того состояния, при котором каждый ощущает себя половинкой целого. Того чувства, которое наполняет особым значением каждый взгляд и жест. Шеннон знала, что такое пожар любви, не дающий покою, лишающий сна, ненасытный и беспощадный. Каждый, кто испытывал его, каждый, кто пережил его, жаждет снова почувствовать в себе это пламя. Но огонь страсти рано или поздно уничтожает все, а что остается потом? Пепел воспоминаний. Холодная серая зола, безрассудно брошенная в топку дней.

Так может быть, лучше довольствоваться ровным теплом домашнего очага? Конечно, она не настолько глупа, чтобы думать, что достаточно ей щелкнуть пальцами, как Фрэнсис влюбиться в нее. Если у них неплохо получается на работе и в кухне, то, может быть, получится и в остальном?

Почему бы и нет.

В любом случае если предлагают на выбор половину яблока или ничего, возьми половинку и будь доволен.

Никто не говорит о том, что нужно опустить планку. Шеннон согласилась на брак по расчету, основанный на взаимном уважении и верности, потому что уже не надеялась на любовь. Но теперь…

Пусть любовь будет односторонней. В их договоре не было пункта, предусматривающего наличие этого чувства, поэтому с ее стороны несправедливо даже надеяться на то, что Фрэнсис когда-либо полюбит ее. Но никто не запрещал ей любить его и вести себя соответственно.

Фрэнсис говорил, что рано или поздно она захочет физической близости. Он был одновременно и прав, и не прав, потому что Шеннон действительно хотела этой близости, но только с ним.

Фрэнсис через плечо оглянулся на Шеннон.

— Я что-то никак не найду вилки. Если тебя не затруднит…

Он не договорил, потому что увидел в ее глазах нечто, заставившее его забыть о вилках, а заодно и о ножах, тарелках, о лососе под лимонным соусом и о многом другом.

Ее потянуло к Фрэнсису так, словно он был магнитом, а она стальным шариком. Пальцы коснулись белой накрахмаленной рубашки, под которой ощущалось тепло мужского тела. Всего десять крошечных точек контакта, но Шеннон показалось, что они уже сплавились в единое целое.

Она подняла голову.

— Поцелуй меня.

— За нами кто-то наблюдает?

Шеннон улыбнулась.

— Нет. Просто поцелуй меня.

— Что с тобой? — Голос Фрэнсиса прозвучал хрипло и незнакомо. — У нас…

— Ты сказал, что если я пожелаю изменить правила, то должна уведомить тебя об этом. — Она обняла его за шею и притянула к себе. — Так вот, я их меняю.

Каждый раз, когда Фрэнсис целовал ее прежде, им кто-то мешал — то Джейсон в аэропорту, то толпа гостей на свадьбе, — но даже и тогда его поцелуи давали Шеннон основание предположить, что Фрэнсис не новичок в этом аспекте любовного искусства. Даже тогда он пробуждал в ней томление желания, от которого ее бросало в жар, ноги становились ватными, а мир таял в дымке пробуждающейся страсти.

Теперь Шеннон могла позволить себе все, сделать рискованный шаг к краю пропасти, чтобы заглянуть в нее, оценить ее манящую бездонность, испытать восторг падения.

То, что она почувствовала, было чудом. Наверное, если бы ей удалось сконцентрироваться, нашлись бы другие, более точные и выразительные слова. Но сосредоточиться на анализе ощущений не получалось, впрочем, Шеннон и не старалась. Не хотела. Мир перестал существовать, остались только Фрэнсис и она. Из органов чувств лишь вкус и осязание сохранили способность функционировать, и, надо отдать должное, они работали в режиме перегрузки.

Она не пыталась удержать Фрэнсиса, когда он отстранился. В глазах прояснилось, и Шеннон увидела звезды: яркие, сияющие звезды в его расширившихся зрачках.

— Что ты делаешь со мной?

— Я тебя соблазняю.

— У тебя это отлично получается.

Шеннон улыбнулась.

— Если так, то, думаю, ужин немного подождет.

— В твою комнату или в мою?

— В нашу.

Фрэнсис знал, что наибольшая опасность исходит от Шеннон, когда она улыбается. Но одно лишь знание не могло защитить от угрозы, таящейся в соблазнительной улыбке, мужчина просто беспомощен против такого вида оружия, тем более что в данном случае его убийственная сила дополнялась воздействием теплого гибкого тела, мягких, многообещающих поцелуев и приглашений, о которых можно только мечтать.

Он сам не понимал, почему должен противостоять натиску Шеннон, но все же попытался держать оборону, вслушиваться в предостережение внутреннего голоса.

Почему она передумала вот так, сразу? Не далее как вчера она обвинила тебя в похотливости и заявила, что не намерена менять правила. Теперь же прямо-таки вешается тебе на шею. С чего бы это?

Очевидно, решил Фрэнсис, она вспомнила о том, чего себя лишила, я пробудил в ней жажду секса.