Дело Живаго. Кремль, ЦРУ и битва за запрещенную книгу - [13]
Пастернак и Троцкий официально поздоровались, называя друг друга по имени-отчеству. Пастернак извинился: «Я пришел после прощального вечера, где немного перебрал».
«Вы правы, — ответил Троцкий, — вид у вас потрепанный».
Они беседовали более получаса, и Троцкий спросил Пастернака, почему тот «воздерживается» реагировать на злободневные темы. Пастернак ответил, что его «ответы и объяснения восходят к защите истинного индивидуализма, как новой социальной ячейке в новом социальном организме». Пастернак вспоминал, что Троцкий «восхитил и захватил» его; правда, позже он признавался другу, что завладел разговором, не дав Троцкому до конца высказать свое мнение. В самом деле, их беседа оставила Троцкого в некотором ошеломлении.
«Вчера я начал продираться сквозь густые заросли вашей книги, — сказал Троцкий, имея в виду «Сестру мою — жизнь». — Что вы хотели ею сказать?»
«Об этом нужно спрашивать читателя, — ответил Пастернак. — Решайте сами».
«Хорошо, в таком случае я продолжу продираться. Рад был с вами познакомиться, Борис Леонидович».
Пастернак не упомянут в «Литературе и революции»; такое пренебрежение обернулось удачей, учитывая растущую борьбу за власть между Троцким и Сталиным и последующее падение Троцкого. После смерти Ленина в 1924 году Сталин постепенно одерживал верх над своими соперниками внутри партии и уничтожал их.
Любопытны многочисленные версии встреч Пастернака с сильными мира сего, которые отмечают его отношения с Советским государством. Он обладал сверхъестественной готовностью откровенно выражать свое мнение в обществе, где люди привыкли держать язык за зубами, чтобы не допустить крамолы. Пастернак никогда открыто не демонстрировал враждебности по отношению к советской власти, а его отношение к вождям колебалось между завороженностью и ненавистью. Никто не возбуждал в нем такой странной двойственности — влечения и отвращения, — как Сталин, который, похоже, считал Пастернака поэтом-провидцем. Надежда Мандельштам писала, что «в наших лидерах была одна примечательная черта[100]: их безграничное, почти суеверное почтение к поэзии». Особенно это верно, если судить об отношениях Сталина и Пастернака. Они никогда не встречались, разговаривали лишь один раз по телефону, однако между ними существовала таинственная, непостижимая связь. Пастернак одно время идеализировал диктатора. Сталин же «отблагодарил» поэта тем, что сохранил ему жизнь.
11 ноября 1932 года Пастернак стоял у окна в своей квартире на Волхонке и смотрел на черный похоронный кортеж[101]. Везли хоронить жену Сталина на Новодевичье кладбище. Пастернак, по словам его сына, был взволнован[102]. И его отклик на эту смерть, появившийся через шесть дней, до сих пор порождает домыслы о том, что именно поэтому Сталин, бывший семинарист, благоволил к нему.
Рано утром 9 ноября 1932 года застрелилась Надежда Аллилуева, 31-летняя жена Сталина. Выстрела никто не слышал. К тому времени, как домработница нашла ее в луже крови на полу спальни в кремлевской квартире, тело уже остыло; в соседней комнате спал ее муж — накануне он всю ночь пил. Руководители страны праздновали пятнадцатую годовщину революции в доме наркома по военным и морским делам Климента Ворошилова; все вожди жили в тесной близости за толстыми краснокирпичными стенами Кремля. Их вечеринки обычно бывали бурными, спиртное лилось рекой, а Сталин, чья волчья злоба часто прорывалась на поверхность, в тот вечер был особенно несносен. Его жена, которая держалась строго и отчужденно даже с детьми, одиннадцатилетним Василием и шестилетней Светланой, была аскетичной большевичкой. Она неброско одевалась и больше походила на преданную служанку. За 41-летнего Сталина она вышла еще девочкой, ей было всего восемнадцать. Он относился к ней пренебрежительно, и у нее все чаще случались приступы мигрени и истерические припадки. По словам одного из биографов Сталина, Аллилуева «страдала серьезным психическим расстройством[103], возможно, у нее был наследственный маниакально-депрессивный психоз или пограничное состояние».
Ради вечера у Ворошилова[104] Аллилуева сделала небольшое исключение. Она надела купленное в Берлине черное вечернее платье, расшитое красными розами. Ее муж, который пришел на вечер отдельно, ничего не заметил, хотя сидел за столом напротив нее. Более того, он откровенно флиртовал с известной киноактрисой, женой командарма, и игриво бросал в нее катышками хлеба. Еду запивали грузинским вином; помимо вина, пили и водку. Сталин поднял тост за уничтожение врагов государства; Аллилуева намеренно игнорировала тост. «Эй, ты! — заревел Сталин. — Пей!» Она закричала в ответ: «Не смей обращаться ко мне «эй, ты»!» По словам некоторых очевидцев, Сталин прижег ей руку папиросой, испортив платье. Аллилуева выбежала вон; за ней последовала Полина Молотова, жена Вячеслава Молотова, председателя Совета народных комиссаров. Аллилуева жаловалась Молотовой на поведение мужа и поделилась подозрениями, что Сталин изменяет ей с другими женщинами, в том числе с кремлевской парикмахершей. Молотовой как будто удалось успокоить Надежду. Н. С. Хрущев в своих мемуарах пишет, что Аллилуева позже пыталась поговорить с мужем, но бездушный охранник сообщил, что Сталин уехал на ближнюю дачу с женщиной. Говорят, что Надежда написала Сталину предсмертное письмо — оно не сохранилось, — в котором выносила ему исторический и политический приговор. Затем она выстрелила себе в сердце.
Дмитрий Алексеевич Мачинский (1937–2012) — видный отечественный историк и археолог, многолетний сотрудник Эрмитажа, проникновенный толкователь русской истории и литературы. Вся его многогранная деятельность ученого подчинялась главной задаче — исследованию исторического контекста вычленения славянской общности, особенностей формирования этносоциума «русь» и процессов, приведших к образованию первого Русского государства. Полем его исследования были все наиболее яркие явления предыстории России, от майкопской культуры и памятников Хакасско-Минусинской котловины (IV–III тыс.
Книга представляет собой исследование англо-афганских и русско-афганских отношений в конце XIX в. по афганскому источнику «Сирадж ат-таварих» – труду официального историографа Файз Мухаммада Катиба, написанному по распоряжению Хабибуллахана, эмира Афганистана в 1901–1919 гг. К исследованию привлекаются другие многочисленные исторические источники на русском, английском, французском и персидском языках. Книга адресована исследователям, научным и практическим работникам, занимающимся проблемами политических и культурных связей Афганистана с Англией и Россией в Новое время.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Дмитрий Алексеевич Мачинский (1937–2012) – видный отечественный историк и археолог, многолетний сотрудник Эрмитажа, проникновенный толкователь русской истории и литературы. Вся его многогранная деятельность ученого подчинялась главной задаче – исследованию исторического контекста вычленения славянской общности, особенностей формирования этносоциума «русь» и процессов, приведших к образованию первого Русского государства. Полем его исследования были все наиболее яркие явления предыстории России, от майкопской культуры и памятников Хакасско-Минусинской котловины (IV–III тыс.
1968 год ознаменовался необычайным размахом протестов по всему западному миру. По охвату, накалу и последствиям все происходившее тогда можно уподобить мировой революции. Миллионные забастовки французских рабочих, радикализация университетской молодежи, протесты против войны во Вьетнаме, борьба за права меньшинств и социальную справедливость — эхо «долгого 68-го» продолжает резонировать с современностью даже пятьдесят лет спустя. Ричард Вайнен, историк и профессор Королевского колледжа в Лондоне, видит в этих событиях не обособленную веху, но целый исторический период, продлившийся с середины 1960-х до конца 1970-х годов.
В работе впервые в отечественной и зарубежной историографии проведена комплексная реконструкция режима военного плена, применяемого в России к подданным Оттоманской империи в период Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. На обширном материале, извлеченном из фондов 23 архивохранилищ бывшего СССР и около 400 источников, опубликованных в разное время в России, Беларуси, Болгарии, Великобритании, Германии, Румынии, США и Турции, воссозданы порядок и правила управления контингентом названных лиц, начиная с момента их пленения и заканчивая репатриацией или натурализацией. Книга адресована как специалистам-историкам, так и всем тем, кто интересуется событиями Русско-турецкой войны 1877–1878 гг., вопросами военного плена и интернирования, а также прошлым российско-турецких отношений.