Дело возбуждено... - [61]

Хирург снабдил нас адресами тех, кто в те времена работал с Акбасовой. Мы поспешили к ним. Ничего существенно нового от них мы не узнали, но иные детали я отмечал.

Одна из подруг сказала:

— Если бы Ханум не вышла замуж, она не изменила бы своей профессии…

Она вышла за Мегерема, когда тот, оправившись после ранения (он лежал в госпитале, где работала Ханум), был демобилизован. Это он, Мегерем, получив хорошую должность в областном отделе коммунального хозяйства, уговорил свою жену бросить больницу. Так началась ее карьера администратора. Мегерем сделал ее директором гостиницы. Но вскоре подвернулась новая должность, в ювелирном магазине.

Одного из близких знакомых Ханум по ювелирным делам я спросил:

— После войны жили мы не очень-то легко. Вы это помните… Говорят, родители Ханум ей очень помогали. Они состоятельные люди?

— Что вы, что вы! Тот, кто вам это сказал, лжец. Ханум сама возила в аул продукты и одежду. Родители ей были так благодарны! А видели бы, в чем она сама ходила! Всегда в одном и том же ситцевом платье…

Мы встретились с бывшим директором ювелирного магазина, ныне пенсионером Сулейманом Додоевым. Живет он у черта на куличках, но мы туда сразу двинулись, хоть и порядком устали за этот день. У Додоева своя сакля с высоким забором, пожалуй, на целый метр выше, чем у соседей. Ворота металлические. Внешний вид, в общем, что надо, не хватает только таблички: «Осторожно! Во дворе собака».

Нас пустил во двор молодой парень, разгуливавший в одной рубахе, несмотря на холодный день. Где-то рядом гавкала собака, но парень успокоил:

— Это соседская. У нас нет собаки, никак не можем бабушку уговорить. — Словоохотливый юноша рассказали том, как бабушку в молодости укусила собака, и с тех пор она их терпеть не может. Он довел нас до веранды, постучал в одну из двух дверей, а сам исчез куда-то. Веранда была просторная, светлая. Мы, как положено, обувь сняли, повесили плащи на рога горного архара, прибитые к стене. Дверь, в которую постучал парень, открылась, и из нее вышел человек почтенных лет в высоченной папахе, слегка расширяющейся книзу, в элегантном костюме, поверх которого нараспашку был надет дагестанский халат с черным бархатным воротником. На ногах у него были изящные ичиги. Честное слово, он был похож на Хаджи-Мурата на рисунках к произведению Льва Толстого. Только борода и усы не черные, а светло-каштановые.

Человек с нами не поздоровался, посмотрел строго и прошел в другую дверь, оставив ее открытой. У нас если гостя встретят таким манером, он сразу же назад пойдет. Но… обычай не клетка с попугаем, не переставишь. Или это только причуда хозяина? Тогда надо терпеть — дело важнее всего.

Комната, в которой мы очутились, была просторной и очень теплой. Свет заливал ее всю через три широких окна. А стен и пола я не увидел — сплошные ковры. Диваны и стулья обиты одинаковой тканью, разрисованной старинным нежным орнаментом. Посередине комнаты — квадратный столик, покрытый скатертью.

Я собирался сесть на диван, но хозяин так же молча показал на пол. Вокруг столика лежали продолговатые подушки и мягкие тонкие матрасики. Капитан Рамазанов сбросил шлепанцы, которые мы надели на веранде, взял матрасик, две подушки и расположился за столиком, скрестив ноги. Посмотрел на меня, кивнул: садись без церемоний! Сказал шепотом:

— Положи подушку под колено… Пенсионер, видно, человек со старыми привычками, надо ему угодить, а то, угостив от души, отправит ни с чем…

Опустив глаза до земли, вошла молодая женщина, молча, не отвечая на наши приветствия, поставила на стол что-то вкусное. Когда она вышла, появилась другая, принесла миску яхна[9] и бутылку коньяка. Стопочки, отделанные серебряной резьбой, были чуть больше наперстка. Капитан начал что-то возбужденно говорить по-дагестански. Видимо, о том, что нам все здесь очень нравится. Таков обычай — хвалить дом, где принимают с добром. Сулейман-ага сел и, взмахнув рукой как-то по-особому изящно, наполнил стопки.

Капитан, не ожидая ни приглашения, ни тоста, мгновенно опрокинул свою. Сулейман-ага тоже спрятал стопку в бороде. Я еще ни одним словом не обмолвился с хозяином с тех пор, как мы оказались здесь. Понял, что отставать от них неудобно, и сделал полглотка. Потом наши руки дружно протянулись к миске. То ли потому, что я был в гражданской одежде, то ли мой возраст не заслуживал особого почтения, Сулейман-ага не обращал на меня никакого внимания. Меня это немного задело, но… надо терпеть. Хорошо, что он хоть на Рамазанова смотрит, так и ощупал взглядом его китель, вплоть до погон и звездочек на них.

Стопки наполнились и опрокинулись еще два раза. Никто не угощал, никто не заставлял нас пить и есть «насильно», как это бывает у нас (обидимся, мол)… Когда со стола все убрали, мы несколько минут сидели молча (тоже обычай?), каждый, казалось, обдумывал что-то свое.

Наконец очередь дошла до беседы. Разговор начал капитан Рамазанов. Несколько слов произнес по-дагестански («Мы пришли по важному делу»). Яшулы пенсионер оживился, и я впервые услыхал его голос. Удивился, что он такой звонкий, молодой.