Дело возбуждено... - [60]

Хаиткулы так сосредоточенно слушал своего спутника, что не заметил, как они остановились. Шофер таращил на него глаза: будем сидеть или все-таки рассчитаемся?.. Хаиткулы очнулся и понял, что приехали.

Их впустила в дом женщина, и они поняли, что пришли к ужину — хозяин сидел за накрытым столом.

Ярмамед сказал ему, кто такой Хаиткулы, зачем он привез его сюда.

— Говорите, товарищ из угрозыска, я вас слушаю.

— Припомните, пожалуйста, вам в последние дни не заказывали трафарет с этим рисунком?

Он вынул из конверта несколько фотографий.

Хозяин мельком, но внимательно взглянул на них, потер обеими руками свои небритые щеки, потом вложил всю пачку в конверт, протянул Хаиткулы.

— Такие вещи делаю только я. Моя работа. Постараюсь вспомнить, когда кроил…

Он зажмурился, как ребенок, который собирается играть в прятки, потом снова открыл свои большие черные глаза.

— В базарный день, в позапрошлое воскресенье, пришел какой-то человек и попросил срочно сделать трафарет. Именно такой. Знаете, их на подстанциях и на опорах высоковольтных передач укрепляют — «Осторожно. Высокое напряжение!» или «Не влезай — убьет!». Я решил, что он электрик, не стал ни о чем спрашивать. Не успел он выпить один чайник, как трафарет был готов. Ушел, спасибо не сказал, а дети потом говорят: «Посмотри, что он оставил». Смотрю: две десятки на столе. Не бежать же за ним вдогонку… Деньги деньгами, а в просьбе я никому не отказываю. Сегодня человеку поможешь, глядишь, эта помощь завтра к тебе вернется, а не завтра, то хоть через сорок лет, но вернется. Если не ко мне, то к моим детям или внукам.

— Вы не знаете, наверное, что с помощью вашего трафарета четырем ответственным работникам милиции на дверях намалевали черепа с костями. Я это говорю, чтобы вы поняли, насколько серьезно порученное мне дело, — Хаиткулы строго смотрел на хозяина.

— Ты смотри, вон откуда ветер дует! А я на эту штуку свой последний картон истратил…

— Поэтому…

— Поэтому… разделяю ваше законное желание узнать, что это был за человек. — Хозяин почесал в затылке и задумался. Затем стукнул в стенку и выкрикнул чье-то имя. Послышался топот детских ножек, прибежал один из ребятишек.

— Пойди спроси у матери, знает она того человека, что принес нам две десятки.

В дверях показалась женщина, она осталась стоять у порога, не входя в комнату.

— Его сосед к нам привел.

— Пойди поговори с ним: откуда он его взял? — Хозяин опять потер ладонями обросшие щеки.

Она ушла и вернулась — оказалось, сходила безрезультатно: соседи не знают его, зашел в их дом по ошибке, искал резчика. Ну и показали наш дом…

Легко разматывавшаяся нить вдруг оборвалась. Хаиткулы огорчился. На помощь пришел резчик:

— Ладно! Товарищ полковник… извините, майор, если пришли ко мне, то теперь за меня и держитесь. Смотрел я однажды кино, один там ходил по толкучкам, базарам, кино… Так и я могу пройтись, время у меня есть, я, как говорится, свободный художник.

— Если встретите его, узнаете?

— Какой разговор, товарищ майор! Бог не обделил меня памятью.

— Может быть, начнем не с базаров и кинотеатров? — Хаиткулы почувствовал, как азарт поднимается в нем. — Вы подумали, что он мог быть электриком. Давайте обойдем сначала подстанции. Вдвоем нам будет не под силу обойти весь город, возьмем на помощь побольше комсомольцев. Договорились?

МАХАЧКАЛА

(Из записей Бекназара Хайдарова)

В помощь мне выделили капитана Рамазанова. С утра он разбудил меня телефонным звонком и через пятнадцать минут прибыл в гостиницу. Это оказался типичный кавказец — приветливый, остроумный, веселый.

Я настаивал на немедленной поездке в Цумада. Рамазанов отговаривал:

— Мегерем сразу узнает об этом.

— Каким образом? Дорога туда длинная и тяжелая, сто километров по горам. Можно добраться только на лошадях, ты сам мне говорил… А Мегерем в городе…

— Слыхал когда-нибудь, как эхо в горах отдается?

— Как-то слыхал… давно.

— Так знай, что камни в горах не мертвые, эхо — их голос, их язык. А Мегерем — горец, не так ли? Горы ему сразу скажут, кто приехал в село, зачем приехал, с кем говорил, о чем говорил… Давай начнем с другого. Кого из здешних знакомых Акбасовой ты хотел бы повидать? С них и начнем.

— Хорошо. Если боишься гор, начнем, скажем, с хирурга Афзалова.

Али Муртаза Афзалов работал в областном отделе здравоохранения. Принял нас в своем кабинете. Перед нами сидел за письменным столом очень старый человек, совсем седой, с детскими голубыми глазами.

— К вашим услугам. О чем вы хотели бы поговорить? — резко произнес он, не дав открыть рот капитану Рамазанову, собиравшемуся разразиться тирадой, вопрошающей о здоровье.

Рамазанов коротко изложил суть дела. При имени Ханум Акбасовой лицо хирурга дрогнуло. На худом лице с тонкой, дряблой, почти прозрачной кожей появилась улыбка, такая широкая, что казалось, эта тонкая кожа не выдержит и лопнет.

— Что поделывает сейчас Ханум? Сколько лет не видел ее! Глаза все такие же красивые? И голосок такой же нежный?

С трудом мне удалось направить разговор в нужное русло. Хирург рассказал, что в начале войны Ханум окончила краткосрочные курсы медсестер и поступила в здешнюю больницу, в хирургическое отделение. Когда больницу превратили в госпиталь, они стали работать вместе, и это продолжалось до самого конца войны. Ханум в те годы трудилась не щадя сил, ее считали незаменимой сестрой. Администрация ее ценила, больные любили. Сколько раз подменяла Ханум падавших от усталости сестер, перед этим отдежурив свои трудные часы!.. После войны сменила профессию?.. Можно только пожалеть об этом, потому что в ее лице медицина потеряла замечательного работника.