Дело в стиле винтаж - [11]

Я подхватила два бокала с шампанским, а затем, ощущая прилив адреналина, с радостной улыбкой выступила вперед, чтобы приветствовать первых гостей. «Деревенский винтаж» открылся для посетителей…

Глава 2

Я всегда просыпаюсь среди ночи. Мне нет необходимости смотреть на часы, чтобы узнать время, — без десяти четыре. Я просыпаюсь в этот час каждую ночь в течение полугода. Мой врач говорит, что бессонница вызвана стрессом, но я знаю, что это не стресс. Это вина.

Я избегаю снотворного и потому иногда встаю и начинаю работать. Могу заняться стиркой — стиральная машина всегда в действии; могу гладить или ремонтировать одежду. Но я знаю, что лучше постараться снова заснуть, и потому лежу, пытаясь обрести забвение с помощью программы «Уорлд сервис» на Би-би-си или радио. Но прошлой ночью я не стала прибегать к этому способу, а просто лежала и думала об Эмме. Если я ничем не занята, она снова и снова приходит мне на ум.

Я вижу ее в нашей маленькой начальной школе в полосатом зеленом летнем платьице; вижу, как она ныряет в бассейне словно тюлень; как целует свой талисман-крюгерранд перед теннисным матчем. Вижу ее в Королевском колледже искусств с принадлежностями модистки. В Аскоте — ее сфотографировали для «Вог» — лицо Эммы сияет под одной из ее фантастических шляп.

А когда в мою комнату заползает серый рассвет, я вижу Эмму такой, какой она была в последний раз.

— Прости, — шепчу я.

«Ты замечательная подруга».

— Прости меня, Эм.

«Что я буду делать без тебя?..»

Стоя под душем, я пыталась обратить свои мысли к работе и вечеринке. Пришло около восьмидесяти человек, включая трех моих бывших коллег по «Сотби», а также пара соседок с Беннетт-стрит и несколько местных владельцев магазинов. Зашел Тед из агентства по продаже недвижимости, расположенного напротив, — он купил шелковый мужской жилет; объявился торговец цветами Руперт, а также Пиппа, владелица кафе «Мун дейзи», вместе с сестрой.

Была там и парочка специализирующихся на моде журналистов, которых я пригласила. Я надеялась установить с ними контакт — пусть берут мою одежду для съемок в обмен на рекламу.

— Очень элегантно, — сказала мне Мими Лонг из журнала «Женщина и дом», когда я расхаживала по магазину с шампанским. И протянула мне бокал, чтобы я вновь его наполнила. — Обожаю винтаж. Словно попадаешь в пещеру Аладдина — появляется восхитительное предчувствие открытия. Вы будете вести дело в одиночку?

— Нет, мне понадобится помощница, чтобы закупать вещи и относить их в чистку и ремонт. Если вы знаете кого-нибудь подходящего… Этот человек должен интересоваться винтажем, — добавила я.

— Буду иметь в виду, — пообещала Мими. — О! Неужели вон там настоящий Фортуни?..

«Нужно дать объявление о том, что мне требуется помощница, — думала я, вытираясь полотенцем и причесывая влажные волосы. — Я могу поместить его в местной газете, где работает Дэн, — как там она называется?»

Одевшись в широкие льняные брюки и приталенную рубашку с короткими рукавами и воротником как у Питера Пэна, я вдруг поняла, что Дэн правильно определил мой стиль. Мне нравятся платья косого покроя и широкие брюки конца тридцатых — начала сороковых; волосы до плеч, ниспадающие на один глаз. Я люблю расклешенные пальто, маленькие продолговатые сумочки, туфли с открытыми носами и чулки со швом. Люблю ткани, которые ласкают кожу.

Я услышала, как грохочет почтовый ящик, и сошла вниз. На коврике лежали три письма. Узнав почерк Гая на первом конверте, я разорвала его пополам и бросила в корзину для мусора. Я знала, что он пишет, поскольку уже не раз получала от него письма.

Во втором конверте была открытка от папы. «Удачи тебе в новом деле, — написал он. — Я постоянно думаю о тебе, Фиби. Пожалуйста, навести меня. Мы очень давно не виделись».

Это правда. Я была так занята, что не пересекалась с ним с начала февраля. Мы встретились тогда в кафе в Ноттинг-Хилле на примирительном обеде. Я не ожидала, что он придет с ребенком. Зрелище моего шестидесятидвухлетнего папы с прижатым к груди двухмесячным младенцем оказалось для меня, мягко говоря, шоком.

— Это… Луи, — застенчиво сказал он, теребя слинг. — Как это развязывается? Эти противные зажимы… Я никогда… а, понял! — Он с облегчением вздохнул и достал ребенка с нежным, но несколько озадаченным выражением лица. — Рут вечно на съемках, так что пришлось взять его с собой. О… — И с беспокойством взглянул на Луи. — Как ты думаешь, он голоден?

Я в ужасе посмотрела на папу.

— А мне-то откуда знать?

Пока он шарил в специальной сумке в поисках бутылочки, я смотрела на Луи — его подбородок был мокрым от слюны — и не знала, что думать и тем более говорить. Он был моим крохотным братиком. Как я могла не любить его? В то же время как я могу любить Луи, если его существование заставляет страдать мою маму?

Тем временем Луи, которому была неведома вся сложность ситуации, схватил мой палец маленькой ручонкой, улыбаясь беззубым ртом.

— Рада видеть тебя, — сказала я.

Третье письмо было от матери Эммы. Я узнала ее почерк. Мои руки дрожали, когда я открывала конверт.

«Я просто хочу пожелать тебе удачи в новом деле, — писала Дафна. — Эмма была бы так взволнована. Надеюсь, у тебя все в порядке. Мы с Дереком по-прежнему живем одним днем. Самым тяжелым для нас оказалось то, что, когда все это случилось, мы были далеко — ты можешь понять наше горе».