Дело трех императоров - [51]

Теперь Лаура сидела, прикрыв лицо рукой, и он не мог оторвать от нее взгляд.

После того как Вителли и полицейские молча покинули квартиру, Нерон остался стоять у двери в коридор, прислонившись спиной к косяку, и, оттягивая пальцем угол левого глаза, пристально глядел на Валанса. Валанс понимал, что Нерон видит, как он смотрит на Лауру. Он знал, что Нерон способен прочесть мысли по его лицу, а он сейчас не был способен изобразить на лице холодное бесстрастие. И не стеснялся этого.

Нерон улыбался, Нерон возрождался к жизни после того, как чуть было не поджег Рим. Он пытался угадать, кто из присутствующих первым нарушит молчание, продолжавшееся с той минуты, когда величественный епископ вышел из комнаты. Ему самому не хотелось это делать. Оно было такое сладостное и такое тягостное, это ошеломленное молчание, в первый раз за тринадцать дней все они сидели и молчали. А он мог четче разглядеть Ришара Валанса, когда оттягивал уголок левого глаза, и ему это нравилось. Когда он оставлял глаз в покое, Валанс расплывался, а когда снова оттягивал глаз, Валанс обозначался совершенно отчетливо, с его голубыми глазами, прядями черных волос, падающими на лоб, и прерывистым дыханием. Нерон не был близко знаком с Валансом, но он был уверен, что в последние несколько дней Валанс сам не свой, и ему нравилось наблюдать за этим. Властители всегда приходили в восторг при виде большой любви, сказал себе Нерон.

Он медленно отошел от двери и открыл шкаф, чтобы достать бутылку чего-нибудь покрепче.

- Я уверен, что всем хотелось бы напиться, - произнес он наконец.

Он неторопливо обошел вокруг стола и дал всем по стакану. Подойдя к Лауре, он присел на корточки и вложил стакан ей в руку.

- А из-за чего все это? - сказал он ей. - Из-за пустяка, в сущности. Из-за того, что монсиньор - отец Габриэллы.

Лаура взглянула на него с некоторым страхом:

- Как ты узнал, Нерон?

- Это же очевидно. Я всегда это знал.

Валанс был в таком изумлении, что не сразу нашелся, что сказать. Он посмотрел на Клавдия, который застыл, как изваяние, потом на Габриэллу, которая, казалось, ничего не слышала.

- Но, черт возьми, если ты знал это раньше, почему же ты не понял все с самого начала? - спросил он Нерона.

- Потому что я не думаю, - встав, ответил Нерон.

- А что же ты тогда делаешь?

- Правлю, - сказал Нерон.

И с улыбкой оглядел присутствующих.

- Чего мы ждем, почему не напиваемся? - добавил он.

Валанс тяжело оперся о подоконник. Медленно запрокинул голову назад. Ему надо было смотреть только в потолок. Ему надо было думать, только думать, ни на что не отвлекаться. Нерон, конечно же, прав, еще как прав. А он все проморгал. Габриэлла - дочь Лоренцо Вителли, дочь епископа. Это было единственное, что следовало знать. Дальше все было легко. Анри Валюбер узнаёт о существовании Габриэллы, незаконнорожденной дочери его жены, которую скрывали от него восемнадцать лет. С этого момента он обречен. Обречен потому, что хочет знать. И невозможно помешать ему в этом. Он хочет знать - и этим приводит в действие роковой механизм. Он встречается со своим другом Лоренцо и простодушно расспрашивает его о Габриэлле. Возможно, его насторожила реакция епископа, или он вдруг заметил некоторое внешнее сходство между отцом и дочерью, или, зная о давней дружбе Лауры с Лоренцо, сам сообразил, в чем дело. Не важно, как именно это произошло, но теперь Анри Валюбер знает. Он знает. К тому времени, когда родилась Габриэлла, Лоренцо уже успел стать священником. Угрозами он вынудил Лауру молчать. И она зарегистрировала Габриэллу как дочь неизвестного отца. Вступив в брак с Анри Валюбером, она должна была держаться еще осторожнее. А потом Лоренцо привязался к дочери. Глупость с его стороны, но тем не менее. Он воспитывает Габриэллу. Он ничем не рискует, их сходство не так уж велико и не бросается в глаза. Разумеется, он знал, как Лаура достает деньги на содержание Габриэллы, и это давало ему еще одну возможность заручиться ее молчанием.

Анри Валюбер внес смятение в этот мирок, двадцать четыре года спокойно живший своей тайной жизнью. И епископу пришлось убить придурка, который хотел подорвать его налаженное существование, его надежды на кардинальскую шапку, его карьеру, будущее Габриэллы, наконец. Епископ хладнокровно угощает его ядом на разнузданном римском празднике. История с краденым рисунком Микеланджело подвернулась как нельзя кстати. Он день и ночь бьется над решением этой загадки, и успех превосходит все его ожидания: оказывается, это Тиберий ворует материалы из библиотеки, а на Тиберия так удобно повесить убийство.

Однако торопиться не следует. Ни в коем случае. Что подумает о нем Руджери, если он выдаст Тиберия, юного Тиберия, которого он так любит? У сыщика могут возникнуть подозрения, он спросит себя: а почему этот пастырь христианских душ с такой готовностью отдает своего подопечного в руки полиции? Нет, пусть полицейские сами придут к мысли о виновности Тиберия, а он незаметно подтолкнет их к этому, продолжая играть роль заботливого покровителя юноши. И все бы получилось, если бы не Мария. Она не так уж глупа, Мария. Она знает его много лет и не поверит в его преданность Тиберию. И, что еще хуже, она подозревает его в убийстве. Она давно уже поняла, кто такая Габриэлла, или, быть может, подслушала разговор Валюбера с епископом в его кабинете. Вероятно, она предложила Вителли молчание в обмен на молчание: она ничего не скажет про Габриэллу, а он ничего не скажет про Тиберия. Епископ соглашается, а затем убивает ее. И все в этом преступлении неумолимо указывает на Тиберия. Надо же, как удачно. Однако Лаура потрясена арестом Тиберия, и она знает достаточно, чтобы разгадать эту шараду. Она так любит его, этого чертова императора, епископ видит, как она мучается, слабеет день ото дня. Лаура вот-вот взбунтуется против него, против епископа. Значит, Лауру надо убрать. Угрозы со стороны Колорадского Жука, а затем убийство: все будет выглядеть совершенно естественно. Убить Лауру. Наверно, ему трудно было решиться на это. Очень трудно.