Дело сердца. 11 ключевых операций в истории кардиохирургии - [2]

Таким образом, поначалу я решил, что слова про психопатов — это не более чем самокритичная шутка. И все же, почему он сказал именно «психопаты»? «Эгоисты» или «нарциссы» прозвучало бы не менее забавно и было бы даже более уместно. Но потом в «Вестнике королевской коллегии хирургов Англии» я наткнулся на исследование, авторы которого задались вопросом: «Хирурги — психопаты?» Они оценили 172 хирурга на наличие у них характерных признаков психопатии, в том числе «макиавеллиевского эгоцентризма», «влияния на людей» и «черствости». Хирурги набрали по этим параметрам особенно высокие показатели, и по склонности к психопатии их превзошли только педиатры[2]. Наиболее распространенными характерными чертами для хирургов оказались иммунитет к стрессу и бесстрашие — качества, которые, как отмечают исследователи, «полезны или даже необходимы» при оказании помощи в сложных ситуациях.

Вскоре после этого мне довелось провести целый день в операционной Марджан Джахангири — одного харизматичного хирурга, работающего в больнице Святого Георгия в Тутинге. Стоя рядом с анестезиологом у изголовья операционного стола, я мог прекрасно разглядеть, как профессор Джахангири готовится заменить пораженный болезнью сердечный клапан. Первая половина операции была уже позади — пациенту вскрыли грудную клетку, и я отчетливо видел его неподвижное обескровленное сердце, обязанности которого временно взял на себя стоящий в паре метров аппарат искусственного кровообращения. Профессор Джахангири взяла пару ножниц и одним уверенным плавным движением перерезала аорту — артерию, переносящую насыщенную кислородом кровь от сердца к остальным органам и тканям. Непроизвольно я сделал глубокий вдох: меня потрясло то, с какой невозмутимостью она это сделала, тем самым превратив сердце из неотъемлемой части человеческого организма в отдельный и ни с чем не связанный орган.

Почему это так меня шокировало? Лишь позже, наблюдая, как она заменяет неисправный сердечный клапан пациента и восстанавливает аорту с помощью синтетического трубчатого имплантата, я понял, в чем дело. В эту секунду пути назад уже не было. Пациент теперь полностью зависел от мастерства опытного хирурга, который должен был помочь ему покинуть операционную живым с сердцем, которое снова будет биться. Только полностью уверенный в своих способностях человек мог взять в руки эти ножницы и спокойно сделать свое дело.

Вот тогда я и понял, каким, оказывается, бесстрашием необходимо обладать всем кардиохирургам, чтобы выполнять свою работу.

Однако каждому современному кардиохирургу хоть раз, но доводилось терять пациентов. И им всем приходится мириться с отрезвляющим фактом, что жизнь от смерти может отделять одна-единственная ошибка. Вместе с тем кардиохирургия наших дней куда безопаснее, чем в былые времена: огромное количество операций стали рядовыми и настолько безопасными, что подавляющее большинство пациентов ждет полное выздоровление. Большинство хирургов, каждый раз заходя в операционную, рассчитывают, что их пациент обязательно выживет. Так и происходит в большинстве случаев, однако случается, что пациенты все же умирают, и смерть их производит шокирующий эффект, поскольку такие случаи теперь очень редки. Каково же было заниматься этой профессией на заре ее появления, когда смерть была не просто частым гостем, а постоянным спутником каждого кардиохирурга!

Врачи были настолько убеждены в исключительной уязвимости сердца, что вплоть до последних лет девятнадцатого века не смели его даже касаться. Первая операция на бьющемся сердце была проведена в 1896 году, однако почти сорок лет после этого единственным возможным хирургическим вмешательством в область сердца было только наложение швов при ножевых или пулевых ранениях. Специалисты были убеждены, что в один прекрасный день скальпель сможет избавить человечество от многих проблем с сердцем — и они были правы, однако чтобы прийти к этому, понадобились многие десятки лет, а также небывалое количество смертей. Единственный способ установить эффективность той или иной процедуры — протестировать ее на пациенте. Но подходящие для таких экспериментальных операций немногочисленные кандидаты, как правило, были настолько больны, что помочь им было практически невозможно и их, скорее всего, в любом случае ждала смерть. Таким образом, пробуя новые операции, хирурги заранее готовились к тому, что мало кто из их пациентов сможет поправиться, если вообще выживет. Причем на кону были не только человеческие жизни: каждая серьезная операция на сердце сначала испытывалась на кроликах, собаках, обезьянах, телятах или свиньях, и животных этих были тысячи — на протяжении двадцатого века подопытных животных на операционных столах умерло гораздо больше, чем людей.

Первопроходцам в столь жестокой части медицины было не обойтись без упорства и невероятной эмоциональной устойчивости. Неудивительно, что многие из тех, кого привлекало такое суровое занятие, были сильными личностями с твердыми убеждениями и непоколебимой верой в свои собственные силы и способности. Это была настоящая медицинская элита: сейчас все об этом позабыли, но пятьдесят лет назад кардиохирурги были самыми яркими и высокооплачиваемыми специалистами в мире, настоящими знаменитостями, которые попадали на обложку журнала «Таймс» и водили дружбу с королевской семьей и кинозвездами. Некоторые сколотили колоссальные состояния, обзавелись недвижимостью и роскошными автомобилями; другие жертвовали значительную часть своего огромного дохода больницам, в которых работали. Многие были настоящими тиранами, невыносимыми людьми, трудоголиками, работавшими семь дней в неделю и требующими того же от своих подчиненных, ну и жесткая конкуренция была обычным делом. Как правило, врачами были мужчины — на протяжении многих лет кардиология считалась исключительно мужским клубом, и женщин, в более-менее значительном количестве, стали принимать туда лишь на рубеже тысячелетий.