Дело Сен-Фиакра - [2]

Сколько же полусонных людей явилось на это фантастическое, призрачное сборище? Десятка полтора, не больше. Мужчин всего трое: церковный сторож, звонарь и Мегрэ.

«…совершено преступление будет…»

В муниципальной полиции Мулена решили, что это глупая шутка, и ничуть не встревожились. Да и в Париже все удивились, когда комиссар отправился в Сен-Фиакр.

А Мегрэ тем временем прислушивался к шорохам, доносившимся из-за двери справа от алтаря: он мог по секундам расписать все, что происходит в ризнице, куда вела эта дверь. Вот примчался припозднившийся мальчишка-служка, вот кюре молча надевает нарамник и, молитвенно сложив руки, направляется в неф, а за ним, путаясь в облачении, спешит мальчуган.

Рыжеволосый мальчик-служка зазвонил в колокольчик. Прихожане принялись вполголоса читать литургические молитвы.

«…во время заутрени…»

Мегрэ внимательно оглядел прихожан. Пять старушек, три из которых сидели на собственных стульях.

Толстуха фермерша. Несколько крестьянок помоложе и мальчик…

С улицы послышался шум подъехавшей машины. Со скрежетом распахнулась дверца. Прошелестели легкие шаги: через всю церковь прошла дама в трауре.

На хорах для семьи владельцев замка была отведена специальная скамья, жесткие деревянные сиденья которой за долгие годы приобрели естественную полировку.

Там и уселась тихонько женщина в черном, провожаемая взглядами крестьянок.

Похоже, Мегрэ и сейчас мог бы вторить священнику. Он улыбнулся, вспомнив, что раньше всегда любил заупокойные службы, потому что тогда читались самые короткие молитвы. На его памяти иные мессы отправлялись всего за шестнадцать минут!

На женщину, сидевшую теперь на готической скамье с высокой спинкой, Мегрэ больше не глядел. Но краем глаза все же видел ее профиль. И никак не мог поверить: неужели это действительно графиня де Сен-Фиакр?

И все же это была она. Но когда он видел ее в последний раз, ей было лет двадцать пять — двадцать шесть. Когда эта высокая тоненькая женщина, отмеченная печатью какой-то неизбывной грусти, бродила по парку, ее было видно издалека.

Теперь ей, наверное, уже за шестьдесят. Графиня тем временем горячо молилась. Лицо у нее было изможденное, руки, сжимавшие молитвенник, казались слишком худыми и длинными.

Мегрэ по-прежнему сидел в последнем ряду плетеных стульев — в дни церковных праздников за пользование ими взимается плата в пять сантимов, но во время обычной службы ими можно пользоваться бесплатно.

«…будет совершено преступление…»

Когда стали читать первый отрывок из Евангелия, Мегрэ поднялся вместе со всеми. Со всех сторон, будоража нежданные воспоминания, его обступали забытые звуки, блики, шорохи, детали. Вдруг ему припомнилось, что в День поминовения священник должен отслужить целых три мессы.

В те времена юный Мегрэ завтракал у кюре между второй и третьей службой. Обычно ему давали яйцо всмятку и несколько ломтиков козьего сыра.

Видно, муленские полицейские были правы. Что еще за преступление может здесь произойти? Ризничий уселся в заднем ряду, неподалеку от графини: их разделяло теперь всего четыре кресла. Громко топая, ушел звонарь, словно директор театра, для которого сегодняшний спектакль не представляет особого интереса.

В церкви оставалось лишь двое мужчин: Мегрэ и священник, совсем еще молодой человек, глаза которого пылали страстной мистической верой. В отличие от старого кюре, которого знавал комиссар, новый священник не спешил. Читал молитвы внятно, членораздельно, не проглатывая по полстиха.

Тем временем витражи посветлели: занималась заря.

На соседней ферме замычала корова.

Теперь, к возношению святых даров, все встали и согнулись в поклоне. Тоненько тренькал колокольчик служки.

Из всех, кто был в церкви, лишь один Мегрэ не подошел к причастию. Женщины, как одна, двинулись к дарохранительнице — руки молитвенно сложены, лица непроницаемы. Священник подавал им облатки, тоненькие, светлые, они казались чем-то ирреальным.

Служба продолжалась. Графиня сидела, закрыв лицо руками.

Графиня отвела руки, открыв измученное страдальческое лицо, раскрыла молитвенник.

Еще четыре минуты. Сначала будут читать молитвы.

Потом последний отрывок из Евангелия. И все. И никакого преступления не будет.

Ведь в бумаге ясно говорилось, во время заутрени…

Вот уже церковный сторож встал и направился в ризницу. Значит, и в самом деле, служба вот-вот закончится.

Графиня де Сен-Фиакр вновь закрыла лицо руками и замерла. Остальные старухи тоже сидели не шевелясь.

Только теперь Мегрэ почувствовал, как сильно он волновался. До этой минуты он сам не отдавал себе в этом отчета. У него невольно вырвался вздох облегчения. Он с нетерпением дожидался, когда кюре дочитает последний отрывок из Евангелия, предвкушая, как выйдет сейчас на улицу, окунется в привычную людскую суету, услышит обычные человеческие разговоры.

Разом, точно очнувшись от оцепенения, встрепенулись старушки, зашаркали ногами по холодным голубым плиткам, которыми был выложен пол церкви, и одна за другой двинулись к выходу. Ризничий принес гасильник и принялся тушить свечи, над которыми заклубились голубые дымки.

На улице было уже совсем светло. Казалось, серый тусклый день вливается в храм вместе с потоками холодного воздуха.