Дело Рокотова - [7]

На эти вопросы наложено "табу", и их на процессе обсуж­дать не будут. Ответ на эти вопросы вы могли лишь услышать в кулуарах процесса во время перерыва, где шепотом переда­ются истинные факты, которые, однако, никогда не станут юридическими фактами. Там вы могли услышать, что началь­ник московского ОБХС годами получал от Рокотова 70 тысяч рублей в месяц. Но теперь за действия или бездействия на­чальника ОБХС, "легализовавшего" в свое время правонару­шения Рокотова, отвечать будет только Рокотов.

Там же вы могли услышать и настоящую, в корне отлич­ную от той, что живописали газеты, биографию Яна Рокотова. Настоящая фамилия его вовсе не Рокотов. В 1937 году, когда ему было семь лет, арестовали и расстреляли его родителей, одних из самых первых и страстных революционеров большевиков-евреев. Отец был редактором толстого политичес­кого журнала, органа ВКП(б). Брошенного на произвол судьбы ребенка взяла на воспитание приехавшая с Украины сестра его матери, которая была замужем за неким Рокотовым. Последний усыновил ребенка и дал ему свою фами­лию — Рокотов.

Помня трагедию родителей, Рокотов рос угрюмым и зам­кнутым и явно не хотел замечать окружающей его "счастли­вой жизни".

В 1948 году, по решению Особого Совещания, его, еще школьника, несовершеннолетнего, без всякого дела сослали в лагерь на восемь лет. Там он сошелся с другим подсудимым по данному делу — Лагуном, который, подобно Рокотову, от­нюдь не чувствовал себя 'счастливым' советским граждани­ном.

После смерти Сталина, в период "оттепели", Рокотова освободили. Но жизнь была уже сломлена. Годы учебы он провел в лагере. Одаренный природным умом и способностя­ми, обладающий к тому же неисчерпаемой энергией, он вер­нулся из лагеря к свободной жизни без завершенного образо­вания, без профессии, одинокий, не имеющий никакой твер­дой почвы.

Именно в этот период ему довелось близко увидеть Запад на проходящем в Москве Международном фестивале моло­дежи. Он проникся неудержимым стремлением к свободной жизни и поставил себе целью, как следует заработав, вырвать­ся из Союза.

Он почти достиг своей цели. Он накопил большое состоя­ние в результате валютных сделок с иностранцами и собирал­ся бежать через Крым за границу. Но в последнюю минуту мечты его рухнули. Его арестовали. Потом он узнал, что его подруга, Татьяна Усинова, которая была и соучастницей его правонарушений и пользовалась всеми благами их совмест­ной "деятельности", изменила его маршрут — вместо Запа­да он попал на Лубянку. А теперь он сидел покинутый все­ми, одинокий.

Его настоящее было мрачно. Из прошлого на него смотре­ли тяжелые детские и юношеские годы. Заглядывать в без­надежное будущее было еще страшнее. Он знал, что ему придется отсидеть пятнадцать лет — от звонка до звонка.

...В зале судебного заседания меняются люди. Каждый день со специальными пропусками приходят все новые и новые "представители общественности". Но не меняется на их лицах выражение ненависти к "хищникам и врагам Родины". Под­стрекаемые статьями спецкорреспондентов "Из зала суда", приходят они, чтобы продемонстрировать свой советский патриотизм.

В этом отношении наиболее заманчивой мишенью, в осо­бенности для женского состава зала, была Надя Эдлис. Всё в ней вызывало раздражение у "простых женщин". И изящ­ные, со вкусом пошитые платья, и красивая пышная причес­ка, и вся ее высокая и статная фигура, которая, казалось, упорно не желает согнуться, несмотря на обрушившиеся тя­желые удары. Эдлис стояла перед судом в ожидании сурово­го, неправосудного приговора, — неправосудного потому, что в момент совершения своих правонарушений она не знала о грозящей каре.

И теперь, глядя на нее, поневоле поражаешься, насколько жестоким и безжалостным может быть "горячий советский патриотизм". Ведь Эдлис не представляла собой никакой опасности.

Одинокая, после крушения в личной жизни, стояла она перед враждебными и полными ненависти людьми.

Вглядываясь в зал, она не находит там знакомых. Брат ее погиб на войне. Отец, после ее ареста, умер, разбитый пара­личом. Не смогла прийти в суд и тяжелобольная мать. В двух шагах от нее сидит подсудимый Сергей Попов, с которым она незадолго до ареста связала свою жизнь. Человек, который был правой рукой во всех сложных операциях подсудимо­го Рокотова и который по-хозяйски распоряжался на квар­тире Эдлис, — сюда он приводил арабских офицеров и других иностранцев для совершения валютных сделок, — Попов по­старался выплыть во время следствия на поверхность, утопив при этом Эдлис.

Она великолепно знает, что, хотя формально Попову и предъявлено одинаковое с ней обвинение, для него уже за­готовлен выход, через который он невредимый уйдет из это­го дела. Судя по всему, Попов не последует за ней в закрытую тюрьму, в которой, по всей вероятности, она должна будет отбывать первые годы своего длительного срока.

Несколько платьев — это то, что осталось у нее. На все ее семейное имущество, естественно, наложен арест.

Но вряд ли кто-то может уловить безнадежность в ее не­подвижном сосредоточенном взгляде. Она смотрит в упор в зал, из которого то и дело раздаются выкрики: "Еще суд над ней. И так все ясно: в Москву-реку!"