Дело принципа - [78]

– Минутку, мистер Эддисон, давайте разберемся, – быстро нашелся Хэнк. – В своем отчете вы, в частности, упомянули о том, что этот подросток действует сообразно своему уровню развития. Что это означает?

– Характерный уровень развития – понятие теоретическое, обозначающее умственные способности, присущие человеку от рождения. И если подросток действует сообразно своему потенциальному уровню, то это означает, что ничего большего от него ожидать нельзя.

– Значит, умственные способности, присущие человеку от рождения? Вы хотите сказать, что умственные способности Апосто такие же, как и у новорожденного младенца?

– Нет, я…

– Но разве новорожденный способен отличить хорошее от плохого?

– Я вовсе не имел в виду, что Апосто обладает интеллектом новорожденного. И вам об этом прекрасно известно. Когда мы говорим об умственных способностях, мы оперируем усредненными понятиями. Мы пытаемся определить норму, уровень развития умственных способностей для того или иного возраста. С точки зрения психологии умственные способности являются таковыми, только когда мы…

– Как долго вы работаете в Беллвью? – поспешно перебил его Хэнк.

– Двенадцать лет.

– И все, что вы можете сказать, сводится к тому, что умственные способности – это умственные способности, являющиеся таковыми? Вам не кажется, что это не объяснение, а какой-то философский авангард в духе Гертруды Стайн[27]?

Сидевшая в последнем ряду Кэрин немедленно заметила, как изменилась тактика Хэнка. Если сначала он всячески старался подчеркнуть весомость слов Эддисона как эксперта, то теперь пытался выставить его просто дураком. Она невольно поднесла руку к губам, искренне недоумевая, чего он рассчитывал добиться столь разительной переменой.

– Это трудно объяснить неспециалисту, – тотчас нашелся и надменно ответил Эддисон. – Когда мы говорим, что тот или иной человек имеет интеллект десятилетнего ребенка, то не стоит воспринимать это буквально. Существует большое число качественных отличий.

– А когда вы говорите, что некий человек, являясь умственно отсталым, имея коэффициент умственного развития шестьдесят семь, при этом неадекватно воспринимающий действительность, плохо себя контролирующий и действующий сообразно своему уровню развития – когда вы говорите, что этот человек отдает себе отчет в том, что совершает убийство, как это следует понимать, мистер Эддисон? Буквально или нет? Или просто как игру слов? Вы сами-то понимаете, что говорите?

– Конечно, я знаю, что говорю. С эмоциональной точки зрения Апосто, возможно, и не понимал, что делает. Но с точки зрения рациональной – знал. Он вполне отдавал себе отчет в том, что, ударяя мальчика ножом, совершает преступление.

– Вы знакомы с легалистической концепцией безумия?

– Вполне. Но и с юридической, и с медицинской точек зрения Апосто не безумный. Он слабоумен, но вполне способен понять, какие последствия может повлечь за собой поножовщина.

– И откуда вам это известно? – зло спросил Хэнк. – Откуда вы знаете, что было на уме у этого подростка, когда он, предположительно, пырнул ножом своего сверстника?

– Этого я знать не могу. Я также не могу с точностью утверждать, знал он о том, что делает или нет. Вы это хотите услышать от меня, не так ли?

– Я хочу услышать от вас все, что вы желаете мне сказать, – ответил Хэнк и отвернулся от Эддисона. – Свидетель ваш, – обронил он в сторону стола, за которым сидели адвокаты защиты.

Встал адвокат Апосто.

– Вопросов к свидетелю нет, ваша честь, – сказал он. Сэмелсон задумчиво посмотрел на защиту, затем смерил взглядом Хэнка.

– Объявляется десятиминутный перерыв, – Сухо проговорил он. – Попрошу мистера Белла пройти ко мне в кабинет.

– В заседании суда объявляется десятиминутный перерыв, – объявил секретарь. – Всем встать.

Зрители, свидетели, репортеры, обвиняемые и адвокаты поднялись, в то время как Сэмелсон, шурша полами длинной черной мантии направился к двери.

– А почему он вызвал к себе папу? – спросила Дженни.

– Не знаю, – ответила Кэрин.

– Разве так можно? Разве может судья во время суда говорить с прокурором наедине, без адвокатов защиты?

– Со стороны это выглядит несколько предвзято, но, с другой стороны, Эйб судья, и он вправе поступать так, как сочтет нужным.

– И все-таки интересно, почему он вызвал папу к себе, – вздохнула Дженни.

– Присаживайся, Хэнк, – сказал Сэмелсон.

– Благодарю.

– Поговорим начистоту, не как судья и помощник окружного прокурора, а просто как друзья. Согласен?

– Вполне.

– Хорошо, тогда ответь, пожалуйста, всего на один вопрос, ладно?

– Валяй.

– Ты что, хочешь лишиться работы?

– Понятия не имею, о чем ты.

– Перестань, Хэнк, ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Только что ты допрашивал свидетеля, задавшись целью добиться от него подтверждения, что Апосто не мог отвечать за свои поступки. Очевидно, данную идею тебе подсказал отчет о психиатрической экспертизе. А когда Эддисон не дал нужного ответа, ты постарался дискредитировать его показания.

– Полагаю, я…

– Хэнк, так выслушай же, что я тебе скажу. Адвокаты защиты не придурки. Да, они были назначены судом и, возможно, взялись за это дело в расчете на то, что оно добавит им известности, так как ход процесса широко освещается в прессе, но они не идиоты. Это опытные адвокаты по уголовным делам. И они знают не хуже тебя, что для доказательства того факта, что обвиняемый, совершая преступление, не отдавал себе отчета в том, к каким последствиям это может привести, достаточно свидетельства либо двух психиатров, либо одного психиатра и одного психолога. И можешь не сомневаться, что эти два психиатра у них есть, и они готовы показать под присягой, что Апосто не в состоянии осознать даже расклада партии в шашки! Именно поэтому они отказались от перекрестного допроса твоего свидетеля. У них для этих целей подготовлены свои люди. С твоей стороны подобный выпад был большой глупостью. Ты попытался проделать за них их же работу, к которой, надо заметить, сами они подготовились гораздо лучше тебя. Однако меня интересует другое: зачем тебе эго надо? Может быть, все-таки объяснишь? Так сказать, по старой дружбе…