Дело о золотой мушке. Убийство в магазине игрушек - [23]

Он снова сделал паузу. Перед глазами Найджела возник яркий до тошноты образ молодого человека, скорченного, как загнанное животное, у стены хора: кости пальцев и запястий сломаны, последний удар пробивает череп и вгоняет острый осколок в мозг. Несмотря на теплый вечер, Найджел внезапно почувствовал озноб и с радостью ощутил за спиной успокоительно и мягко пружинящее кресло.

– Но самой интересной была третья надпись, – продолжил Уилкс. – Она состояла из одной фразы «Quaeram dum inveniam», означающей, как я понимаю, «Буду искать, пока не найду». Четвертая фраза, нацарапанная гораздо позже и, очевидно, в большой спешке, гласила: «Cave ne exeat».

– «Не дать ему выйти наружу», – сказал Найджел.

– Именно. Кому или почему, не уточняется, заметьте, хотя позднее у нас появились догадки насчет первого из двух вопросов. Многие подолгу ломали голову над будоражащими фантазию фразами, но никто не мог прийти к какому-либо конкретному умозаключению. Вполне очевидно лишь то, что верхний слой стены уже однажды снимали, и четвертая надпись сделана как раз тогда, перед тем как вновь замуровать стену. Один профессор из Модлин-колледжа, специалист в этой области, датировал последнюю надпись восемнадцатым веком (по форме шрифта и использованным материалам, я сейчас уже не помню точнее). Библиотекарь стал тратить весь свой и без того скудный досуг на отнюдь не маленькую кипу документов и бухгалтерских книг, относящихся к этому периоду.

День или два ничего особенного не происходило, за исключением того, что рабочие выказывали необъяснимое отвращение к работам в церковной прихожей, а у одного из певчих мальчиков однажды утром ни с того ни с сего случилась истерика во время «Venite»[54], так что его даже пришлось вывести. Впоследствии на вопрос, что случилось, он не мог сказать ничего вразумительного. Кроме того, известковая пыль, поднявшаяся от сноса стен, казалось, и не собиралась садиться, хотя в капелле не было почти никакого сквозняка. Пыль висела в воздухе, сбиваясь в туманные островки и облачка, становясь день ото дня все плотнее и назойливее, так что службы, и без того проводившиеся в экстремальных условиях, пришлось и вовсе прекратить. Это произошло к сильнейшему недовольству священника, у которого уже сложилось свое мнение о происходящих событиях, и он провозгласил со своего одра болезни, что службы важны как минимум в качестве профилактической меры. Но его слова вежливо проигнорировали.

Теперь в нашем рассказе пойдет речь о мистере Арчере, декане, очень достойном человеке, который придерживался в своей интеллектуальной жизни передовых взглядов. Это включало беспрекословную верность рационализму и вытекающее отсюда восхищение такими людьми, как Спенсер, Дарвин, «Б. В.» и Уильям Моррис[55]. Думаю, его любимым чтением были книги Гиббона о христианстве и произведения Вольтера, из тех, что посерьезнее. Вполне логично, он проявлял мало интереса к реставрации капеллы, лишь замечая вполголоса, что не счел бы большой утратой, если бы ее вообще снесли. Однажды вечером (мне известно об этом лишь из вторых рук, от профессора, с которым они близко дружили), засидевшись допоздна за чтением, он вытряхнул свою трубку, готовясь ко сну, выключил в комнате свет и выглянул в окно, выходящее в сад. Ночь была безветренной, на небе светилась бледная, анемичная луна (в честь которой он, не сомневаюсь, процитировал подобающие случаю строчки из Шелли), но вдруг Арчер заметил, что с садом творится что-то не то. Когда он позже давал показания, то мог сказать лишь следующее: у него было ощущение яростного поиска. Кусты казались пришибленными сильными порывами ветра, и Арчер, удивленный и напуганный, стал следить за беспорядочным движением от одного куста к другому, как будто кто-то метался между ними, и это движение было слишком уж намеренным и целенаправленным, чтобы вызывать приятные чувства. Ясное дело, Арчер был в этот момент объят страхом, но остался на месте, к его большой чести, вместо того чтобы найти себе компанию получше, чем в саду, что бы там ни было. Через несколько минут его стойкость была вознаграждена. Он увидел, как темная фигура поднялась из кустов, находящихся у дальнего края большого газона, словно бы оглянулась и во все лопатки припустила к колледжу. Когда фигура приблизилась, Арчер обнаружил, что это Паркс, студент, бывший в то время помощником органиста в капелле колледжа, и лицо его искажено от ужаса. Он тем не менее благополучно достиг здания, и когда Арчер взглянул еще раз на сад, все, казалось, вернулось к обычному состоянию и неподвижности. Однако краем глаза он все же заметил что-то белое у южной стены капеллы, смотрящей на сад, но когда пригляделся, с некоторой неохотой высунувшись из окна, это что-то, если оно вообще было, уже исчезло.

Что следовало предпринять дальше? Было половина второго ночи, и Паркс явно воспользовался не обычным входом на территорию колледжа, а, так сказать, экстраординарным – через высокую стену с зубцами в глубине сада. Выговор студенту, пойманному в момент нарушения дисциплины, как оно и было на самом деле, стал для Арчера удобным предлогом, чтобы выяснить, что же его так напугало. Я еще не упомянул, что декан тогда занимал эту самую комнату, а комнату прямо под ней, в которой живет сейчас Феллоуз, – помощник органиста.