Дело о преследуемом муже - [15]

— Почему? — рявкнул Хоман.

— Потому что он хочет, чтобы она с ним развелась.

— Почему?

— Вероятно, потому, что он разбогател и хочет жениться на ком-то еще.

Глаза Хомана задумчиво прищурились.

— Неплохая идея, Мейсон. Полагаю, вы можете ее использовать. Как-нибудь развить. Человеческий интерес. Самопожертвование. Драма и все такое. Изобразите свою женщину слабой и доверчивой, но не перестарайтесь, иначе она будет выглядеть глупышкой. Продолжайте, развивайте эту тему.

— Я и собираюсь это сделать.

Хоман махнул рукой со сверкающим перстнем и неожиданно рассмеялся:

— Материал для сценария. Извините меня, Мейсон. но, желая узнать мое мнение, писатели буквально забрасывают меня своими идеями, так что я на все смотрю под этим углом. В какой-то момент мне показалось, что и вы спрашиваете меня о том же. Очень неплохая идея для сценария.

— Я говорю о фактах.

— О фактах, которые мне ни о чем не говорят. Есть еще что-нибудь?

— Да. Вам придется подняться на свидетельское место и дать показания. Любое отступление от истины будет расценено как лжесвидетельство. Возможно, когда вы впервые услышали о несчастном случае, вы подумали, что сумеете остаться в стороне — расскажете полиции эту историю и вернетесь к своей работе… Не получится. Вы пытаетесь засадить молодую женщину в тюрьму. Если мне удастся уличить вас в лжесвидетельстве, в тюрьме окажетесь вы. Моя позиция достаточно ясна?

— Посидите спокойно минуточку. Мне хочется обдумать ваши последние слова.

Мейсон сидел неподвижно, наблюдая за Хоманом. Продюсер уставился в крышку стола. Его лицо ничего не выражало, только пальцы нервно отстукивали дробь.

Внезапно Хоман посмотрел на Мейсона и заговорил:

— К моему рассказу не придерешься, я говорю правду. Так что вам не удастся ничего сделать. Я сообщил полиции точные факты. Мне жаль эту девушку, Клэр, я вовсе не уверен, что машину похитила она. По-моему, сначала ее угнал кто-то другой. Вы, Мейсон, меня ни капельки не волнуете. Но я не могу не чувствовать жалости к этой девушке: лежит в больнице, ранена, наверняка испугана, без денег, без работы, почти без друзей, в перспективе, когда она поправится, суд, газетная шумиха. Все это ужасно. Мне ясна человеческая сторона случившегося, драма, трагедия. Поверьте, я не могу не думать об этом. В данный момент моя студия платит мне за то, чтобы я сосредоточил все внимание на проблеме человека, влюбившегося в женщину, которая, к несчастью, уже замужем. И ее муж не хочет отпустить ее, он ходит за ней по пятам. Но они уже близки, и однажды муж накрывает их. Злобные насмешки, угрозы… Отвратительная сцена… Меня беспокоит, Мейсон, как все это отразится на женщине. Обстоятельства вынуждают ее лгать, изворачиваться, заставляют…

— Ваши проблемы меня не интересуют. Мне платят за то, чтобы я вытащил девушку из тюрьмы, и, черт побери, я настроен это сделать.

— А это ваша проблема. Я же настроен вернуться к своей рукописи. Спокойной ночи, мистер Мейсон. Постарайтесь больше сюда не приходить.

Мейсон направился было к двери, потом неожиданно вернулся и склонился над столом Хомана.

— Из чистого любопытства, — бросил он, — не могли бы вы сказать мне название сценария, над которым работаете? Хотелось бы увидеть его на экране и узнать, не оставило ли мое вторжение каких-нибудь следов.

Хоман рассеянно взял заглавный лист и сказал: — Это адаптация романа, который студия приобрела пару лет назад. Книга называется «Куда падают деньги». Насколько мне известно, это слова из какого-то старинного романса: «Пусть деньги падают, куда хотят». Название никуда не годится, мы его изменим… Для романа, может, и ничего, но для зрителя слишком заумное. Ему нужно нечто понятное, импонирующее ему, такое, в котором ощущается драма, как в газетных заголовках… Послушайте, какого черта я вам все это объясняю?

— Понятия не имею, — ответил Мейсон и вышел из кабинета, неслышно прикрыв за собой дверь.

Филиппинец в белой куртке с молчаливой почтительностью ожидал его появления в коридоре, держа в руках пальто и шляпу.

Мейсон разрешил ему помочь надеть пальто, забрал шляпу, затем задержался на мгновение, глядя на огромный радиоприемник в общей комнате, из которого явственно доносились звуки органной музыки.

Мейсон перевел взгляд на слугу:

— Ваш хозяин разрешает вам включать радио? Белые ровные зубы сверкнули в беззастенчивой улыбке.

— Нет, сэр. Но когда он работает, то ничего не слышит. Я немного сплутовал. Мне пришлось подождать, чтобы проводить вас до выхода, а это моя любимая программа.

— Вот как? — спросил Мейсон и шагнул поближе к приемнику. — Впервые вижу такую штуку, — пробормотал он, наклоняясь над многочисленными ручками и кнопками.

Казалось, филиппинец почувствовал некоторую неловкость.

— Очень хороший приемник, — сказал он. — Только, пожалуйста, не увеличивайте громкость. Хозяин очень рассердится.

Мейсон стоял перед приемником, прислушиваясь.

Внезапно плавное течение музыки было нарушено дребезжащим звуком вращаемого телефонного диска, сопровождающимся щелчком. Звук повторился шесть раз. Кто-то в доме набирал номер.

Мейсон сразу же повернулся к выходу.

— Большое спасибо, — сказал он, — спокойной ночи.