Дело о «карикатурах на пророка Мухаммеда» - [140]

Кальвин от этого пришел в бешенство и несколько раз безуспешно пытался заставить магистрат города Базеля схватить Кастеллио. В своем произведении "Защита правой веры во Святую Троицу" начала 1554 года Кальвин утверждал, что Сервет действовал не один, что он был в сговоре с противниками смертной казни для еретиков и что защитники еретиков сами виновны в ереси. Далее он выразил мысль, что защищаемое Кастеллио право личности сомневаться способно разрушить церковь.

Пока Жан Кальвин писал речь в свою защиту, Кастеллио уже работал над более крупным произведением, законченным весной 1554 года. Оно называлось "Можно ли преследовать еретиков" и вышло под псевдонимом Мартин Беллий. В книге были собраны высказывания против преследования еретиков из сочинений приверженцев Реформации, в том числе Мартина Лютера, Эразма Роттердамского и самого Кальвина. В предисловии Кастеллио отметил, что Кальвину и его сторонникам следовало бы осторожнее выносить приговоры в отношении еретиков, поскольку именно за подобное "преступление" в свое время распяли Христа. Кроме того, светские власти не могли решать вопрос о ереси — в их задачу входило наказывать воров и убийц, то есть защищать граждан от каких-либо посягательств, а теологические споры были вне их компетенции, оставаясь лишь на совести их участников. "Христос говорил, что будет терпимым к своим врагам до самого конца, так по какому праву люди судят, кто является истинно верующим, а кто — нет?" — вопрошал Кастеллио. В его намерения не входила защита идей Сервета, поскольку он не разделял их, однако вопрос о полномочиях светской власти имел огромное значение для его французских собратьев по вере, поскольку в их случае речь шла о жизни и смерти. Когда Кальвин в своем трактате защищал право светских властей казнить еретиков, его слова с восторгом были восприняты в католической Франции, желавшей уничтожить протестантов.

Себастьян Кастеллио строил свою защиту религиозной терпимости на взаимосвязи веры и разума, и в таком понимании его произведение звучало для той эпохи очень современно, хотя идеи французского теолога долго игнорировались и только спустя несколько столетий стали восприниматься как житейская мудрость. Кастеллио считал, что христиане должны уделять основное внимание тому, в чем можно достичь согласия, то есть существенному, в то время как все остальное следует оставить на совести каждого индивида и на откровение Спасителя. Существенным являлись десять заповедей, представление, что Бог — источник добра, что люди оказались в забвении из-за непослушания Адама и Евы, однако им удастся спастись благодаря Иисусу Христу. Со всем этим можно было согласиться, изучая священные тексты, которые, однако, не говорили верующему ничего конкретного о предопределении, Троице, рае и аде — благочестивые христиане представляли их по-разному, и от этого не должна была зависеть жизнь человека. Кастеллио считал нелепым осуждать людей за их отношение к догмам, поскольку среди верующих не было согласия: "Кальвин говорит, что он уверен, и другие (христиане) говорят, что они уверены; Кальвин говорит, что они ошибаются, и желает осудить их, но они делают то же самое. Кто должен быть судьей? Кто назначил Кальвина судьей над всеми сектами, определив, что только он должен убивать? В его распоряжении слово Божье, и то же самое у них. Если по делу выносится вердикт, то кем? Кальвином? Тогда почему он пишет так много книг об очевидной истине? <…> В свете всей этой неуверенности еретика определяют как человека, с которым у церкви возникли разногласия. И если нужно убивать еретиков, то логичным итогом будет война за уничтожение, поскольку все уверены в самих себе. Кальвину пришлось бы завоевывать Францию и другие страны, разрушать города, убивать людей мечом независимо от их пола или возраста, грудных детей и животных. В таком случае все должны гореть на костре, за исключением кальвинистов, евреев и турок".

Свои рассуждения Кастеллио завершает мыслью, которая впоследствии будет восприниматься как убедительная критика религиозного и политического фанатизма: "Церковь не может строиться на преследовании и насилии, как и стену невозможно возвести выстрелами из пушки. Поэтому убийство человека является не защитой доктрины, а всего лишь убийством человека".

Кастеллио обратился к политике христианской идентичности: он требовал предоставить место личности, ее свободной воле и интеллектуальной свободе. Аргументы, которые он в 1550-х выдвинул в противостоянии с кальвинистами, следующие двести лет духовенство всячески старалось истребить, но именно Кастеллио заложил первый камень общего европейского дома, где свобода вероисповедания и толерантность нашли свое пристанище.

Морозным декабрьским днем 2009 года я в Женеве иду по следам Сервета и Кальвина. В старом городе есть что-то аскетичное, отсутствие внешней помпезности, свойственное протестантскому богослужению. Выйдя с вокзала, я прогуливаюсь по широкому бульвару Рю-дю-Монблан, затем перехожу по одному из мостов на другой берег Роны и следую по улице Рю-дю-Рон. Я иду мимо кафе и модных бутиков уютной площади Плас-де-Молар, где Сервет поселился в трактире "Золотая роза", поднимаюсь по лестницам и далее через мощенный булыжником переулок к площади перед собором Святого Петра, где Сервета узнали и взяли под стражу. Его заключили в подвал епископского дома рядом с собором, где ему пришлось провести два с половиной месяца, но этого дома больше нет. А городская ратуша, где шел судебный процесс, по-прежнему на месте. Я осматриваю двор, где утром 27 октября 1553 года Сервету был зачитан приговор, очевидно с какого-то балкона на одном из верхних этажей.