Дело о «карикатурах на пророка Мухаммеда» - [139]

Религиозный раскол XVI–XVII веков дал толчок теологическим диспутам среди христиан. До этого отношение каждого отдельного человека к религии в основном носило ритуальный характер без особого погружения в предмет веры. Молитвы читались на латыни, которую мало кто понимал. Религию исповедовали в соответствии с календарем, от праздника к празднику, в определенные дни постились, ходили на мессы и отправлялись в паломничества к святым местам, где приносили жертвы в соответствии с ритуалами. При этом христиане слабо представляли смысл догм своей веры, который не имел особого значения, когда все придерживались одной религии. Ситуация резко изменилась в эпоху Реформации, когда Европу раскололи несколько конкурирующих между собой религиозных направлений. Время предъявило новые требования каждому отдельному христианину, заставив его углубиться в основы своей веры, а также отцам церквей, которым предстояло определить, чем их религия отличается от других. Христианские церкви начали вводить политику религиозной идентичности, когда духовенство скорее стремилось не найти общее с другими вероучениями, а определить различия. То есть противоречия обострялись.

Можно провести параллели с нашим временем, когда в мультикультурном обществе приветствуются клановый менталитет и культурно-религиозные различия, при этом многие не замечают, что основу демократического порядка и равенства перед законом составляют общие, универсальные ценности. В эпоху холодной войны мир был разделен на два враждебных лагеря, воспринимающих друг друга как добро и зло, правду и ложь, белое и черное, капитализм и коммунизм.

В XVI–XVII веках религиозная нетерпимость позволяла отчетливее обозначить свою веру и социально-политическую принадлежность. В конфессиональном государстве эта тенденция усиливалась. Диссидентов воспринимали как угрозу, и они не располагали теми же правами, что и представители правящей церкви. Исповедание религии, отличной от признанной государством, считалось оскорблением Бога. Правоверные опасались, что будут наказаны, если их заметят в обществе религиозных диссидентов. Кроме того, инакомыслящие считались потенциальными предателями, независимо от того, верны ли они государству. В Великобритании, Франции и Польше подобный взгляд на диссидентов был широко распространен вплоть до середины XVIII века и даже позднее. В Дании евангелическо-лютеранская церковь обладала монополией на религию вплоть до принятия конституции 1849 года, гарантировавшей свободу вероисповедания.

Несмотря на усилившуюся идеологическую и политическую конфронтацию в Европе, нетерпимость не получила права избегать критики. Казнь Мигеля Сервета вызвала первую крупную дискуссию в Европе о религиозной терпимости. Раскол среди христиан приобрел настолько разрушительный характер, что теологи, философы и другие мыслящие люди спрашивали себя, возможна ли альтернатива требованию религиозного единообразия при совместном проживании людей разных вероисповеданий, без попыток большинства изгнать или уничтожить тех, кто придерживается другой веры. И как в таком случае обустраивать общество? Возникшие в результате религиозных войн и принятия многообразия как данности, оба этих вопроса обсуждались все шире, и почти двести лет спустя появились Декларация независимости США (1776) и французская Декларация прав человека и гражданина (1789), закрепившие принцип свободы слова и вероисповедания.

Спустя два месяца после сожжения Сервета началась дискуссия между двумя самыми выдающимися писателями французской Реформации — Жаном Кальвином и Себастьяном Кастеллио, и в течение следующих пяти лет то утихала, то разгоралась с новой силой. В декабре 1553 года в протестантском городе Базеле, где селились многие беженцы от инквизиции, внезапно появился анонимный комментарий под заголовком "Рассказ о смерти Сервета". Автор так и остался неизвестным, но предполагалось, что им был уроженец Франции Кастеллио. Во всяком случае, так считал сам Кальвин.

Кастеллио, теолог, владевший шестью языками: французским, итальянским, немецким, латынью, греческим и ивритом, лично знал Кальвина и останавливался у него в Страсбурге в 1540–1541 годах, после того как в Лионе ему довелось присутствовать при сожжении инквизицией одного из первых протестантских еретиков. Пережитое глубоко потрясло Кастеллио, который до конца жизни отстаивал гуманизм, составляющий, по его мнению, основу протестантизма. Впоследствии из-за Кальвина Кастеллио переехал в Женеву, где работал школьным учителем, а затем директором. Однако из-за ссоры с Кальвином, священников которого он обвинил в трусости, поскольку они отказывались проводить службы для больных в разгар эпидемии чумы и провожать их на тот свет, ему пришлось отправиться в Базель, где Кастеллио получил звание профессора. Там же он и умер в 1563 году.

В своем комментарии Кастеллио обличал то, что считал лицемерием со стороны Кальвина. По его словам, если Кальвин действительно верил в учение о предопределенности человеческой судьбы, если Господь действительно заранее решил, кто будет спасен, а кто проклят, то у верующих не было никакого основания опасаться ереси Сервета. И почему Кальвин искал поддержки швейцарских церквей, с которыми в иных ситуациях имел разногласия по ряду теологических вопросов? Кастеллио цитировал слова благочестивых христиан, осуждая заговор Кальвина и инквизиции против Сервета и казнь за веру. Рим и Кальвин были ничем не лучше Ирода и Пилата, за ересь распявшего Иисуса. Кастеллио считал, что в данном деле гражданским властям было не место.