Дело о Бермудском треугольнике - [32]

Ей показалось, будто она слышит музыку. Нина напрягла слух. Мелодия была знакомой… и Нина со страхом поняла, что с берега доносится мелодия украинской народной песни «Реве та стогне Днипр широкий».

Нина стиснула уши ладонями. Затем отняла ладони, прислушалась. Неведомый музыкальный инструмент продолжал рождать звуки все той же песни.

«Что за чертовщина? — рассердилась молодая женщина. — Или я схожу с ума, или… Не перенеслись же мы за ночь в какой-нибудь черноморский лиман? Собаки, украинская песня… Нет, со мною что-то происходит…»

Музыка смолкла. Собаки больше не лаяли. Небо светлело. С моря потянуло прохладой.

Утром выгрузка «Святого Патрика» продолжалась. Руководивший работами дон Кристобаль сказал, что в следующий день они попытаются стянуть корвет с мели. Нина готовила обед в камбузе «Святого Патрика». Она никому не сказала о ночном бдении на палубе и о тех звуках, что приходили с берега. Но когда мужчины подкрепились и после короткого отдыха вновь принялись за работу, Нина перебралась на «Палому», надела там ласты и маску, прихватила с собой ружье для подводной охоты и поплыла к правому мысу выхода из бухты, сказав увидевшему ее приготовления де ла Гарсиа, что попытается настрелять к ужину свежей рыбы на уху.

Рыбы в бухте не было. То ли ей не полагалось существовать в этом времени, то ли место рыбе не нравилось, только разрядить ружье Нине было не в кого. Не торопясь она доплыла до берега и увидела косу, идущую параллельно берегу. Коса была покрыта обломками кораллов и всевозможными раковинами. Узрев их, Нина забыла обо всем на свете и выбралась на сушу, дрожа от нетерпения… Она любила раковины и за месяцы жизни на Кубе обзавелась такой коллекцией, что всерьез подумывала, как пристроить небольшой контейнер на каком-нибудь судне-сахаровозе, когда будет возвращаться в Россию, на самолет ее «сокровища», конечно, не возьмут.

Нина сразу подняла лежащую на крупном песке, перемешанном с коралловой крошкой, пятнистую «Скафеллу Юноны». Такая раковина у нее была, но эта отличалась большими размерами и небесно-голубой с розовыми подпалинами окраской.

Затем Нина высмотрела полуметровый «Большой Стромбус». Такой она видела только в Гаванском музее, да и то музейный, кажется, был поменьше. Она подошла к «Слоновьему уху», взялась за края вытянутого и крыловидно отогнутого входного отверстия, с трудом оторвала раковину от земли и с сожалением вернула на место, подумав, что попросит мужчин забрать эту красавицу на судно, когда они все вместе прибудут сюда.

«А если найдем раковину с живым моллюском, — подумала Нина, — они будут лакомиться отменными бифштексами…»

В ее сумке были уже несколько раковин, пара обломков красного коралла… Нашла Нина и «Варонию Тритона», в которую трубит в океане как из боевого рога Тритон, сын Посейдона и Амфитриды, но для сумки «Варония» была велика, и Нина сунула ее под мышку, придерживая левой рукой.

Внезапно ей показалось, что она видит «Черную жемчужину Карибского моря». Эта небольшая раковина давно не давала покоя Нине и вовсе не потому, что ценилась у коллекционеров в несколько тысяч долларов, уж очень она была изящна и привлекательна. Нина бросилась к ней, высоко поднимая ноги в ластах, она не сняла их, чтоб не поранить ноги об осколки раковин и кораллов. Нина заспешила, споткнулась и упала.

Едва приподняв голову, она увидела в шаге от себя смуглые человеческие ноги. Смятение охватило Нину. Она медленно поднималась, стараясь не глядеть на того, кто стоял подле нее…

Когда Нина выпрямилась, она оказалась лицом к лицу с улыбающейся молодой женщиной.

Глава пятнадцатая

Над морем летел гидроплан.

Рано утром он поднялся с озера Пончартрейн, сделал круг над пригородом дотянувшегося до южных берегов озера Нового Орлеана, прошел над Иннер-Харбор-Навигейшен-Каналом, идущим к реке Миссисипи, миновал железнодорожный мост между городом и пригородом Алджирс и лег на курс в сто тридцать пять градусов, чтобы через четыре часа полета над Мексиканским заливом выйти к островам Флорида-Кис.

До военно-морской базы США в Ки-Уэст гидроплан добрался за три часа с половиной. Пилот был доволен скоростью своей машины. На Ки-Уэст он дозаправил баки, плотно пообедал и решил попытаться к вечеру добраться до Пуэрто-Рико. Путь его пройдет мимо Кубы и Гаити с правого борта и Багамских островов с левого. Дорога знакома, прогноз синоптики сочинили отличный, он переночует на Пуэрто-Рико, а с утра примется облетывать Малые Антильские острова, подыскивать удобное местечко для исполнения задуманного плана.

Остановка в Ки-Уэст заняла у Питера Драйхэнда чуть больше часа. Когда он оторвал гидроплан от воды и, сделав круг, ложился на курс, под крылом промелькнули три купола, возвышавшиеся над городом: гостиницы, военно-морского госпиталя и метеорологической станции в международном аэропорту. Внезапная грусть охватила вдруг пилота… Сделав усилие над собой, он усмехнулся и подумал, что не так-то просто отринуть от себя цивилизованный мир. Ведь порождением его являешься и ты сам, трудно расстаться с тем, что всегда было в самой сути твоей…

«Рано прощаешься, — сказал себе Питер Драйхэнд. — Ты еще вдоволь напитаешься благами цивилизации в Пуэрто-Рико, когда будешь возвращаться туда после тщетных поисков. Нелегко в двадцатом веке найти подходящий островок для растительной жизни…»