Дело княжны Саломеи - [48]

Грушевский переглянулся с Тюрком. Уж им-то известно зачем. Затем, что Зиновий, главарь или даже предводитель «Карателей», имел виды на княжну Саломею Ангелашвили. Но заметив цепкий взгляд Животова, заинтересованно замолчавшего, Грушевский откашлялся и встал.

— Говорите, значит, вас где-то недалеко накормили свинцовыми конфетами?

— Калашниковская набережная, рядом с конторой ломового извоза Ф. Брока. На ломовике меня и довезли, а то бы того…

— Ну, отдыхайте, набирайтесь сил для новых подвигов, — пожелал он журналисту.

— О, ждите новых «Профилей»! — бодро пообещал раненый. — Я уже присмотрелся к работе медбрата. Так что «Шесть дней в Мариинской» будут следующим выпуском.

В кабинете профессора уже бегал из угла в угол Призоров.

— Кто позволил допрашивать подозреваемого? — накинулся он на Грушевского. Административный зуд чиновника был сравним разве что со злостной чесоткой. Он жаждал все держать под своим контролем и неусыпным призором. Мало что могло его вывести из себя больше, чем неуместное проявление инициативы со стороны подчиненных, которых жандармская фортуна послала ему в этом сложном деле.

— Да мы просто поболтали по-дружески, — оправдывался Максим Максимович. — И не связан он с террористами, они его за дурачка держали. Ничего он не знает. Помогите нам лучше попасть на аудиенцию к Борису Георгиевичу Керну, он ведь начальник ваш?

— Что? Кто? — растерялся Призоров.

Эге, подумал Грушевский, да не скрывает ли от нас чего чиновник по поручениям? Уж больно виноватое у него выражение лица.

— Исключено! — отрезал, придя в себя, чиновник.

— Ну, в таком случае мы сами просто пойдем и запишемся к нему на прием, — предложил Максим Максимович.

— Не вздумайте! Не смейте! Умоляю…

— Тогда расскажите про «Карателей» этих, что вам известно?

Прежде чем сдаться, Призоров еще полчаса возмущался дилетантством некоторых вроде бы профессионально причастных к полиции лиц, которым честные люди вынуждены были довериться и так далее, и так далее. Но, в конце концов, Призоров и сам понял, что делать нечего, и раз уж он оказался в связке с компаньонами, то ради пользы дела придется их просветить в кое-каких моментах. Если бы «Каратели» не были так тесно связаны с уголовным делом по факту убийства княжны, Призоров с превеликим удовольствием свалил бы поиски убийцы на плечи тех, кто этим и должен заниматься, — уголовной полиции. Но все слишком запуталось, и на несчастном чиновнике пудовыми гирями висит слишком большая ответственность, чтобы так рисковать своей головой и карьерой. Ох чует Призоров, того и гляди, пойдет утопленником ко дну.

— «Каратели». Боевая пятерка максималистов, не ясно, эсеры они или эсдеки. Такое ощущение, что сами по себе работают, просто из яростного стремления перебить как можно больше представителей власти, — Призоров повалился на стул, утирая платком пот со лба. — Неизвестно, кто главарь, да и не всех участников знаем. И то по кличкам.

— Хмурый, Бабушка, — кивнул Грушевский.

— И Типограф. Все, что я могу вам открыть, не погубите, господа!

— Хорошо, — согласился Грушевский. — Вы занимайтесь своими «Карателями» и пулей. Мы будем вести линию отравителя.

— Или отравительницы, — вставил Тюрк.

Однако, успокоив таким образом чиновника охранки, наши компаньоны отнюдь не собирались исполнять обещание. Между прочим, Призоров рассказал им, что из Сан-Ремо пришел отчет об эксгумации госпожи Зимородовой. Никаких следов отравления, как и предполагали компаньоны.

— Визит к Афине Аполлоновне только завтра, не пропадать же целому дню и свежему керосину! — заметил Грушевский Тюрку, и, распрощавшись с Призоровым, который, пожимая руки, все старался заглянуть им в глаза, компаньоны поехали прямиком на Мойку, в квартиру, которую сняли для себя князья Ангеловы. Благо Призоров, скорее всего, побежал к своему ужасному шефу, а не то столкнулись бы.

В знаменитом доме, в котором когда-то жил великий поэт, и располагалась роскошная квартира князей. Она занимала сразу два этажа, а салон княжны вмещал приличное количество обожателей, стремившихся пасть к ногам новой королевы. В гостиной, богато и со вкусом обставленной, их встретили оба супруга Ангелашвили. За окнами плескался синий простор Невы, яркое солнце заливало комнату. Такое палаццо с венецианским видом, отделанное по последнему слову техники и распоследнему писку моды, стоило никак не меньше ста двадцати, а то и ста пятидесяти рублей в месяц. Грушевскому его приют на Гороховой обходился в жалкие, по сравнению с этими цифрами, пятнадцать рулей в месяц.

— Прошу вас, господа. — Князь предложил им сесть в кресла у дивана, на котором он расположился с женой.

На них были траурные платья, но больше никакие следы горя и скорби не проявлялись.

— Еще раз примите мои соболезнования, — с чувством произнес Грушевский.

— Благодарю вас, — тихо ответила княгиня. — Мы ценим ваши старания по расследованию дела. Господин Призоров держит нас в курсе, он хорошо о вас отзывался. Но он слишком заботиться о нашем горе. Пожалуй, больше, чем наш семейный врач и мы сами. Я бы хотела узнать о ходе дела. В подробностях.

— Касательно дела я и хотел задать вам несколько вопросов, — откашлявшись, решился приступить Грушевский. Но князь удивленно его перебил: