Дело Ирины Гай - [6]

...Ни на второй, ни на третий день Гай не дала никаких новых показаний, стояла на варианте с любовником, и баста. Назвать же его категорически отказывалась.

Что делать?

Решил сам разыскать того любовника и свидетелей, которые видели Гай с ним. Взял ее фото с фотографиями еще двух женщин и отправился в ресторан "Столичный", где, как Гай уверяла, они впервые провели вечер. Показал фото всем официантам и администраторам. Напрасно. Никто из них не узнал ее. Два дня потратил на поиски таксистов, больше года обслуживающих вокзал. Ни один из них Гай не подвозил, хотя некоторые водители знали ее, видели за прилавком буфета.

Итак, что? Все выдумала? С какой целью? Выгораживает кого-то? Но кого?

Вот такие вопросы заставили меня проверить, не было ли раньше у других буфетчиц, с которыми работала Гай, растрат. Может, подумал, они делят между собой украденные деньги и поклялись, если кто из них попадется - других не выдавать, брать все на себя.

Проверил: растрата Гай была первой за много лет.

После этого созрело новое решение: пойти и поговорить о возможности супружеской измены Гай с ее мужем, Виталием Ивановичем. Как мужчина с мужчиной. Хотя и говорят, что муж узнает об измене своей жены последним, но все же узнает. Если в рассказе Ирины Гай есть хоть частица правды, то Виталий Иванович интуитивно должен был почувствовать это, заподозрить ее на какой-нибудь мелочи. Пускай он ей доверял, не обращал на это внимания, но мне должен признаться - в интересах дела. Скажу осторожно: не обижайтесь, мол, но в жизни все может быть. Вы ведь и до сих пор не верите, что ваша жена допустила растрату, а она же все-таки допустила, и сама от этого не отказывается. Почему же не может быть, что она изменяла вам, тратила деньги на амурные дела?

Вот так себя настроив, отправился к Гаю домой. "Человек он умный, поймет все правильно", - думал я по дороге.

Встретил меня Гай дружелюбно, пригласил к себе в кабинет. И я сразу открыл ему цель своего визита, сказал, что к нему привело.

Гай долго молчал, раздумывая. Потом встал, прошелся по комнате. Наконец остановился передо мной и, сдерживая волнение, сказал:

- Я хорошо понимаю вас, ваши обязанности. И допускаю - такое могло с женой случиться. Но, поверьте, я не имею оснований ее в этом заподозрить. Мы живем с ней больше двадцати лет, и эти годы были для меня счастливым временем настоящего семейного благополучия Ирина искренна со мной, она честная, любящая жена и мать. Нет, я не имею морального права подтвердить ваши предположения. Такое, как и случай с растратой, не укладывается в моей голове.

У него вдруг задрожали губы, часто-часто заморгали за стеклами очков веки. Он извинился и отвернулся.

Мне стало жаль его. А что, если жена, которую он так обожает, все же сказала правду?

Когда я собирался уходить. Виталий Иванович, взяв себя в руки, попросил дать разрешение на свидание с Ириной. Я пообещал, надеясь, что, может быть, это свидание положительно повлияет на Гай и она на очередном допросе будет вести себя умнее, пересилит свое упрямство.

Но вышло наоборот. После свидания с мужем моя подследственная еще сильнее замкнулась в себе, не отвечала на мои вопросы, заявив, что она вину свою признает, добавить ничего больше не может и готова предстать перед судом.

Больше всего я ругал себя за то, что разрешил Гаю свидание с женой. Стал думать, что это он, Гай, научил ее, как вести себя дальше. Или сам до этого дошел, или с кем-то проконсультировался. Вот так сентиментальный интеллигент! А она, почти святая, тонкой души женщина! Так обмануть меня, юриста, следователя с почти пятнадцатилетним стажем. Я не мог себе этого простить, осуждал себя.

Но осуждай или не осуждай, а дело Гай о растрате государственных денег надо вести к финалу.

Идти снова за советом к своему прокурору, Ивану Анастасьевичу, я, честно говоря, постеснялся. До каких пор чужим умом жить? Что значит - не нашел подхода к подследственной, не смог вызвать ее на откровенность, искреннее признание? Ведь это же не матерый рецидивист, который прошел огонь, воду и медные трубы.

И я начал искать нужный подход, думать, чем и как можно расковать замкнутость Гай, где та граница, переступив которую она откроет свою душу. Начал анализировать, сопоставлять собранные факты, противоречивые показания подследственной, ее поведение на допросах. Вспомнилось, как она избегала моего взгляда, как неумело, словно стыдясь, отвечала на вопросы, говорила чаще общими фразами и, главное, не пыталась выгораживать себя, оправдаться, и в первом, и во втором случае признавая свою вину. Все это можно было отнести в ее пользу, это свидетельствовало о том, что человек она не лишенный совести. Но то, что Гай совершила преступление, присвоила государственные деньги и не хочет признаться, куда их дела, на что истратила, отрицало первое утверждение - значит, в совести ее появилась трещина. Так чего же больше, что в данном случае перевесило?

Я решил отдать предпочтение первому варианту. Итак, Гай - женщина, с которой еще можно говорить о человеческом достоинстве, о долге человека перед коллективом, семьей, самим собой, а в целом - перед обществом. Мораль, может, и высокая, но вполне понятная.