Дело Гэлтона (сборник) - [19]

Номер семь: пять «антижучков» размером не более сигаретной пачки — японские штучки для создания помех на частотах, обычно используемых «жучками».

А еще батарейки, запасные части и чемоданчик с набором инструментов инженера-электронщика — Гилман покупал все это с придирчивостью начальника отдела снабжения антропологической экспедиции в отдаленные районы джунглей Новой Гвинеи. Покупки полностью заняли весь грузовой отсек фургона, не оставив места для еще не приобретенных приборов ночного видения с инфракрасными излучателями, ацетиленовых горелок для вскрытия сейфов и здоровенных баллонов с ацетиленом.

— Когда Тони приобретет трейлер, ему придется докупить остальное, — заключил Уиллистон, закрыв на ключ грузовой отсек.

Было пять сорок пополудни. Кипящий манхэттенский зной, рев автомобилей, выхлопные газы и влажный воздух — образовали смесь настолько взрывоопасную, что, казалось, это было сделано кем-то неспроста. Любой приспособившийся к безумию городской жизни нью-йоркский параноик мог бы счесть, что это и впрямь кто-то так подстроил специально, возможно, с преступными намерениями, размышлял Уиллистон, выруливая на Восьмую авеню. А вокруг и впрямь было немало параноиков. Большинство из них, похоже, сидели за рулем автомобилей, обгонявших задействованный в операции «Молот» фургон, заметил он Гилману, остановившись перед красным глазом светофора на углу тридцать второй улицы.

— Э, да у тебя мания преследования, — предупредил его человек из Лас-Вегаса, отирая пыль и пот со лба. — Запомни, ты же врач, а не пациент. Это они все параноики.

Даже у параноиков находятся настоящие враги, — отпарировал профессор.

Светофор мигнул, и они проехали без остановки целый квартал, прежде чем опять пришлось притормозить. Обливаясь потом и изнемогая от тяжкой влажной духоты, они изменялись усталыми взглядами.

— Даже параноик не может быть настолько безумным, чтобы торчать в этих пробках, Сэмми, — рассудил Уиллистон. — Давай-ка остановимся около моего дома, примем душ, перекусим, и ты сможешь отправиться в Преисподнюю часов в десять, когда спадет жара.

— Трудно представить, что такой яйцеголовый профессор, как ты, обладает столь практичным умом — а ведь ни ни разу не брал броневик с деньгами, — ехидно произнес Гилман замысловатый комплимент.

Профессор Колумбийского университета хмыкнул.

— Для человека, который никогда не ошибается, у тебя слишком короткая память, — поправил его Уиллистон. — Я взял по крайней мере один броневик с деньгами — вместе со мной тогда были ты и мое ружьишко. Помнишь?

Жалованье солдатам вермахта!

Их нападение было стремительным, неожиданным, дерзким.

В той операции Уиллистон действовал как опытный хирург — спокойно, умело, с профессиональным безразличием отнесясь к потокам крови. Насилие для них было привычным делом — в старые добрые времена. Нацисты олицетворяли собой зло, поэтому все, что им, молодым коммандос У СО, приходилось делать, выглядело простым и правильным.

Давно это было.

— Да я помню этот налет на инкассатора, — сказал сероглазый математик. — Нам, молодым да бесшабашным, тогда сам черт был не брат.

— Да, молодым — у нас тогда еще молоко на губах не обсохло!

Гилман задумчиво поглядел на друга, сжимающего руль автофургона.

— Теперь все будет по-другому, — сказал человек из Лас-Вегаса тоном, в котором слышался больше вопрос, нежели обещание.

— Очень надеюсь, что так.

На площади Колабумс-сёркл бил фонтан, фонтан бил также перед Линкольновским центром, который они миновали, мчась на север по Бродвею. Но ни тот ни другой не ощутили свежести до тех пор, пока не очутились в прохладной квартире Уиллистона на Риверсайд-драйв. Душ, холодное пиво, простенький ужин — холодный цыпленок и яблоки — помогли им немного снять усталость. В одиннадцатом часу оба переоделись и спустились в переулок, где оставили свой «шевроле».

Худой смуглый парень лет двадцати пяти-шести сидел на ступеньках многоэтажного жилого дома в нескольких ярдах от их фургона. Уиллистон и Гилман уже почти поравнялись с ним, когда до них дошло, что он тут делает.

Стоит на «атасе».

Он стоял на «атасе», а двое других парней пытались фомкой вскрыть замок грузового отсека фургона.

— Бери этого! — крикнул вермонтец, рванувшись к фургону.

Воры обернулись, увидели приближающегося Уиллистона и выругались.

— Поберегись, чмыш! — предупредил его здоровенный парень с фомкой.

— Будет бо-бо! — добавил второй.

Он помахал левой рукой: сверкнуло лезвие ножа.

В этот момент парень, стоявший на «атасе», пустился наутек, и Гилман повернулся как раз в тот момент, когда Уиллистон перехватил руку с зажатой в кулаке фомкой, которой ему намеревались раскроить череп. Профессор сделал обманное движение, потом ложный замах левой и низко пригнулся под взметнувшейся над его головой во второй раз стальной фомкой. Потом произошло несколько событий, которые развивались стремительно и в ошеломительной, но строго логической последовательности — логической для любого слушателя спецкурса У СО по рукопашному бою или спецсеминара по «бесшумному убийству».

Все было выполнено без усилий, классически правильно, словно по учебнику.