Дело чести - [25]

И вот команда отдыхает в преддверии последнего броска к границе. Поели от пуза шашлычка, попили винца — спать хочется, удержу нет. Я поглядываю на сторожевое охранение: парни грамотно борются с коварной дремотой. Джо через каждые десять секунд тычет себя в нос соломинкой — ощущение не из приятных, нос у Джо покраснел, как у алкаша в последней стадии. Сало оперся спиной на ствол автомата — чуть задремлет, и сразу же глушак вонзится под лопатку. В том же духе исхитряются Лось и Мент.

Нельзя спать охраняльщикам. Несмотря на то, что граница недалеко — часа три пешедралом, — здесь все еще земля ЗОНЫ, где, напоминаю, целая куча крутых хлопцев, которые могут вырезать в один момент всю команду — «мама» сказать не успеешь.

В самом начале нашей деятельности, примерно в такой же ситуации, — на встрече с информатором (Грича Толхаев его звали, упокой Аллах грешную душу двурушника) — мы неосмотрительно расслабились и чуть было не стали добычей одной симпатичной банды, промышлявшей километрах в сорока севернее того места, где мы сейчас находимся.

Гостеприимство горцев не имеет границ — если ты приперся к нему действительно в гости, а не воевать пришел. Горец умеет так ублажить посетителя, что тому кажется, будто он является по меньшей мере центром мироздания и вообще цаца неописуемая. Славянину такие приемы чрезвычайно льстят — беря во внимание наши обычные взаимоотношения в повседневной жизни. В тот раз мы всем скопом на эту штуку купились, несмотря на то, что все парни тертые и битые — дальше некуда.

Грича забил барана, наготовил шашлыка, выкатил две канистры отменного домашнего вина… В общем, обожрались мы, упились и уснули, аки младенцы безгрешные. А когда проснулись, нас уже активно вязали резвые хлопчики из банды Лемы Сатуева, УАЕД,[4] заблаговременно предупрежденные за десять штук баксов вреднючим Гричей.

Ситуацию тогда вытащил Лось. Он сумел обезоружить одного неловкого парнишу ичкерского происхождения и в буквальном смысле перещелкал бандюков как утят — и всего-то за каких-то десять секунд…

От того достопамятного обеда у меня остался глубокий шрам на бедре — двое сатуевцев успели открыть ответный огонь, и зацепило по касательной. А еще у каждого члена команды в душе остался неприятный осадок. Теперь все мы испытываем неудобство оттого, что обязаны жизнью Лосю — киллеру по призванию, получающему острое удовлетворение от актов умерщвления себе подобных. Нет, мы все — профессиональные убийцы — это непреложная составная часть ратного труда, но… но мы делаем это из-за суровой необходимости и под давлением обстоятельств: потом эти жмурики частенько посещают наши сны и таращатся из непроглядной тьмы пустыми глазницами, зовя к себе в небытие…

А Лосю ничего не снится. У него после каждой бойни заметно повышается жизненный тонус — жрет, сволочь, с невероятным аппетитом, ласково мурлычет под нос какие-то веселенькие мелодии и остервенело пользует Ирку с Галькой. Короче, тащится он от этого…

Итак, все поели-попили и более-менее комфортно отдыхают. Все, кроме меня. Сейчас, когда команда восстанавливает силы, мне предстоит прилежно поработать мозгами, прокачать всю информацию, которую выдаст на-гора Саид, хорошенько запомнить главное и поставить задачи информатору, обсудив с ним направления дальнейшей деятельности.

Я подливаю Саиду вина — слежу, чтобы его стакан был полным. Авось накачается и вывалит что-нибудь лишнее, незапланированное к подаче. Хотя шанец сей слишком призрачный: с таким волчарой, как Саид, подобные штучки не проходят. Сколько раз пытался его напоить — КПД ноль. Было дело, даже спирт прихватывал с собой для этой цели: вылакал, чеченюга, пол-литра, запивая вином, и только слегка окосел — язык начал заплетаться.

Лишнего он никогда не скажет, даже под страхом смерти. Имел случай убедиться в этом.

Саид наблюдает за моими телодвижениями и приветливо улыбается. Со стороны можно подумать, что любит меня как единственного сына. Но впечатление это обманчивое — я-то знаю. В ЗОНЕ отношения между людьми резко отличаются от тех, что имеют место в цивилизованном обществе. Разумеется, и в цивилизованном обществе тебе могут нагло врать, улыбаясь в глаза и обзывая про себя последним идиотом. Но здесь, если человек тебя хвалит и лучисто щерится в доброжелательной улыбке, это вовсе не значит, что он не засадит тебе нож под лопатку, едва ты отвернешься от него…

— Ну давай — за что там? — пытаюсь отыскать я повод для тоста. Саид улыбается. В принципе можно не лицедействовать — мы уже давненько знаем друг друга и понимаем, что нужно каждому из нас. Однако ритуал есть ритуал: все должно идти, как установлено по правилам неписаной игры…

— Во! Вспомнил! — проясняюсь я. — Давай за дружбу между народами! Чтобы не было интернациональной вражды и — как в старые времена — все люди — братья. Давай, — мы чокаемся и медленно опустошаем стаканы. Саид неопределенно хмыкает и неспешно жует кусок хорошо прожаренного мяса. По лицу видно, что не верит он в дружбу между народами. Ему с детства, как и каждому чеченскому пацану, прививали твердую уверенность в том, что основной враг Чечни — Россия. Что русские — это сатрапы, жандармы и палачи всех горских народов, историческая практика имеет массу тому примеров. А перебороть ту программу, которую с младых лет вкладывало в тебя клановое окружение, практически невозможно — особенно, если нет предпосылок для этой борьбы. Мы — враги пожизненно, так предначертано судьбой. И тот факт, что Саид работает на нас, вовсе не означает, что этот коренастый мужик с умным взглядом внезапно перестроился и поверил в торжество социалистических идей. Просто в свое время нам посчастливилось загнать его в безысходное положение — деваться ему было некуда. И потом — мы хорошо платим за услуги и стараемся всячески беречь такой ценный кадр. Он верит, что мы не дадим его в обиду, пока заинтересованы в сотрудничестве, а мы знаем, что информатор у нас на крепком крючке и никуда не денется с подводной лодки. Вот и трудимся — к обоюдному удовлетворению.