Дело чести - [12]

«Она была самой красивой Золушкой, какую я только видел…» – подумал я. И вдруг, подняв глаза на Антонио, выпалил:

– Я напишу тебе этот фильм.

Коротенькую повесть, а кто-нибудь пусть сделает из нее сценарий и снимет картину.

И я принялся импровизировать.

До сих пор помню, какие лица были у них с Мартой, когда я начал рассказывать им эту историю, сочиняя прямо на ходу. А когда закончил, Антонио посмотрел на меня сквозь очки, вечно сидящие криво, и очень серьезно сказал:

– Пиши немедленно, скотина.

И я начал писать – впервые в жизни я начал писать вещь, предназначенную непосредственно для кино. А как раз в то время – такое вот удачное совпадение – Хуан Крус, у которого в издательстве «Альфагуара» выходят мои книги, попросил у меня небольшую повесть, которую можно было бы публиковать из номера в номер в газете «Эль Паис».

Годом раньше мы уже проделали такое с «Тенью орла», и вот теперь Хуан хотел повторить эксперимент, намереваясь затем издать повесть книжкой. Работать над «Тенью орла» (историей о нескольких беднягах-испанцах – дезертирах из наполеоновской армии, которые в российскую кампанию просто вынуждены стать героями) оказалось интересно и забавно, так что я не имел ничего против. Однако я только что приступил к «Коже для барабана», то есть мне предстояло написать плюс-минус около пятисот страниц.

Поэтому, сознавая, что эта каторга, к которой я сам себя приговорил, продлится пару лет, я все тянул и тянул с ответом издателю. Но беда в том, что, если уж Хуану что-то втемяшится в голову, отделаться от него практически невозможно: этот негодяй, изменяя голос, будил меня по ночам телефонными звонками, присылал анонимки с угрозами и подкарауливал меня в темных переулках. В конце концов я сдался и в один прекрасный день, проснувшись с более ясной, чем обычно, головой, решил: а убью-ка я одним выстрелом двух зайцев. Историю о дальнобойщике напечатают в газете, а затем переработают в киносценарий. Я дважды получу деньги за одну и ту же работу, и все останутся довольны. В общем, я засел за повесть.

Я стучал по клавишам ровно неделю. История родилась как-то сразу, трудностей с ней было не больше, чем обычно, а тон я выбрал такой, чтобы можно было писать ее разговорным языком, быстро, не тратя лишнего времени на разные красоты и исправления. Главного героя, дальнобойщика Маноло, я писал с расчетом на Хавьера Бардема, поскольку именно его Антонио Карденаль собирался пригласить на эту роль. Для роли Марии, мармеладки, планировалось подобрать какую-нибудь совсем юную актрису. Что же касается главного злодея, был шанс, что его сыграет Хоакин Альмейда – великолепный маркиз де лос Алумбрес из «Учителя фехтования», – и это навело меня на мысль сделать его (вместе с золотым зубом) португальцем Алмейдой. Режиссером Антонио был готов пригласить Иманоля Урибе, который как раз закончил снимать «Считанные дни» – вольную интерпретацию романа Хуана Мадрида. А пока они обсуждали все это, я постарался забыть о кино и с головой погрузился в свою повесть, получая от нее несказанное наслаждение. Сознаюсь, я вложил в нее и кое-что личное, отдав должное тюремному жаргону и самому миру тюрьмы, жесткому миру маргиналов, своих друзей и товарищей – проституток, сутенеров, заключенных и так далее, с которыми целых пять лет общался каждую пятницу в «Законе улицы», вечерней программе Испанского национального радио.

Сюжет я с самого начала выстроил наподобие сказки: Золушка, Рыцарь с чистым сердцем, злобная ведьма, дракон и счастливый конец.

Счастливый конец был очень важен, поскольку Антонио Карденаль заставил меня поклясться последними из умерших родных, что люди, выходя из кино, будут улыбаться и говорить друг другу что-нибудь вроде:

«Слушай, как здорово…» Однако чем больше я барабанил по клавишам, тем больше история как бы выходила из-под моей власти, обретая собственную жизнь. И случилось то, что нередко случается в нашей работе: вещь, которую ты собирался сделать поверхностно-развлекательной, приобретает какой-то иной, более глубокий план и как бы тянет тебя за собой. Вот так, без всякого намерения с моей стороны, в моей повести появились новые, менее явные коллизии и тот надрывный горький юмор, который присутствовал уже в «Тени орла» и который, как говорят, вообще мне присущ.

А Маноло Харалес Кампос, плоский персонаж, придуманный только ради идеи фильма, мало-помалу становился воплощением многого другого – по мере того, как его создатель вкладывал в него, как бы одалживая на условиях непременного возврата, кое-какие собственные точки зрения на окружающий мир, на женщину, на судьбу: словом, на все то, что Маноло назвал бы «сукой-жизнью».

Что же касается злодеев, я решил слегка пожалеть португальца Алмейду. За пять лет еженедельного общения с самыми разнообразными, так сказать, отбросами общества я успел немного узнать их, поэтому решил наделить его неким извращенным чувством чести – своеобразным кодексом, который присущ некоторым из таких людей. А еще (и главным образом) мне хотелось этим отдать дань уважения одному из моих лучших друзей – Антонио Эхарке Кальво: бывший боксер, бывший профессиональный преступник, бывший уличный мошенник, вымогавший деньги с помощью искусных рук и красноречия, он покинул улицу лет шесть-семь назад, чтобы начать честную жизнь, – как прежде, так и в этой новой жизни он был и остается одним из самых честных и порядочных людей, каких я знаю. Поэтому для португальца Алмейды в моей повести важны не столько деньги или непорочность девушки – сокровище, которым стремятся завладеть пираты, – сколько его запятнанная честь: именно из-за нее он горит желанием свести счеты с беглецами.