Дели-акыз - [40]

Что было Селте отвечать на все это? Сердиться? Протестовать? Браниться? Но разве послушался бы он её протеста, её гнева?..

И вот, и не добившись её согласия, Абдул-Махмет все-таки поехал за муллою, который повенчает их помимо воли Селты скоро, может быть, даже завтра, и тогда прощай Селим! Прощай будущее счастье! Все потеряет она из-за своего непростительного легкомыслия, если Фатима не явится на выручку, как пообещала, нынче ночью…

Крадущиеся, едва уловимые шаги за дверью достигают до напряженного уха Селтонет… Как ни тихи они, она их слышит…

— Ты, Фатима?

— Я!

При свете серебряного месяца, заливающего горницу, она видит стройный силуэт татарки.

— Скорее, мой яхонт, скорее… Ступай за мною, пока не проснулись старухи… — слышится нервный шепот Фатимы.

— А Глаша? — также тихо роняет Селтонет.

— Она… И она…

Проходит две-три минуты. Из нарядной горницы вдоль узкого коридора крадется уже не одна Фигура, а две. Фатима впереди, Селтонет сзади. Перед наглухо закрытой каморкой Глаши обе останавливаются… Щелкает задвижка… И с легким возгласом радости Глаша падает на грудь Селтонет…

ГЛАВА VII

Снова открывается и с легким скрипом закрывается дверь… Скользят вдоль узких сеней три тени… Не доходя до порога, Фатима, идущая впереди, внезапно останавливается и прикладывает палец к губам:

— Здесь спальня Зюльмы и Аминат. Я пройду туда и принесу все, что надо… Вы переоденетесь в саду. Ну, храни вас Пророк! Ждите меня… Я сию минуту, — шептала чуть слышно Фатима и исчезла.

Селтонет и Глаша, замирая от страха, тесно прижавшись одна к другой, стоят бледные, как призраки, в тесных сенях. Не приведи Бог, кто-нибудь заглянет сюда, в этот уголок дома, и тогда они пропали. Не увидеть им тогда Гори и Джаваховского Гнезда, как своих ушей!

Фатима точно нарочно медлит. Тянутся минуты, как часы… Мучительно долгие минуты. Вот она, наконец, появилась с узлом в руках.

— Фатима! Слава Богу! Слава Аллаху! — вздыхают обе.

— Готово… Все готово… Теперь за мною в сад… — слышится едва внятно тревожный шепот среди мертвой тишины.

Серебряный месяц льет прозрачный, млечный свет. Сказочно-прекрасными кажутся в его бледном сиянии кусты азалий и роз… Легкий седой туман клубится из бездны… И на таинственном причудливой Формы небе бродят облака.

Но Глаше и Селте не до красоты ночи… Их мысли горят… Их руки трепещут от волнения… Лихорадочны их движения, когда в беседке из ползучего винограда и роз, чудесно укрытой в дальнем углу двора-сада, они надевают, поверх надетого на них чужого платья, еще другое.

Предусмотрительная Фатима надевает на Селту наряд Аминат, предварительно окутав девушку теплою шалью, дабы придать её тонкой Фигуре некоторое сходство с неуклюжей толстухой Аминат.

Что же касается Глаши, то с ней дело обстоит куда лучше. Старая Зюльма не велика ростом и достаточно худа… Её бешмет и шальвары, конечно, несколько велики Глаше, но сейчас весьма кстати. Обычные чадры, без которых не выйдет на улицу ни одна восточная замужняя женщина, закутывают их головы, лица и отчасти Фигуры.

— Сама родная мать не узнала бы, вот как нарядила вас Фатима… Ну, а теперь счастливо бы выбраться за ворота, а там добрый путь и да хранят вас ангелы Аллаха! — все тем же шепотом роняет молодая татарка и, сделав знак обеим спутницам следовать за нею, спешно шагает вперед. Глаша, изображающая собою старую Зюльму, идет за нею последней, вперевалку двигается закутанная в шали и бешмет Селтонет, подражая походке толстухи Аминат.

Месяц выплыл и снова спрятался за свою облачную завесу. Где-то, оставив недолгий огненный след, покатилась по небу звезда…

«Чья-то душа это… хорошо бы, если бы она помолилась за нас с Селтой, за благополучный исход нашего бегства», — подумала Глаша, заметив звезду.

В тот же миг послышался снова шепот Фатимы.

— Тихо… Теперь тихо… и ничего не говорите… Не надо говорить… Одна Фатима говорить станет… Одну Фатиму слушать надо… — шептала на ухо Глаше молодая татарка.

Потом она сказала несколько слов по-татарски Селтонет. И вдруг громко и весело рассмеялась, заставив вздрогнуть от испуга и неожиданности своих спутниц. Этот смех веселым раскатистым эхо повторили горы и разбудили человека, дремавшего у ворот.

Это был Бекир, нанятый сторожить дом, главное, пленниц.

При виде трех женских Фигур, приближающихся со смехом к воротам, он вскочил с камня, на котором дремал и схватился было за винтовку.

— С каких пор джигиты воюют со слабыми женщинами? — насмешливо бросила ему, поймав его движение, Фатима и снова звонко рассмеялась. И снова горы повторили этот звонкий смех.

Бекир сконфузился, узнав младшую хозяйку.

— Селям, — почтительно произнес он приветствие и приклонил руку ко лбу, губам и сердцу.

Но Фатима изо всех сил дернула его за рукав бешмета.

— Что ты, или черные демоны помутили твой разум? Или детей в твоем ауле с детства не учат почитать старших?.. Разве ты не видишь старшую хозяйку, госпожу Зюльму, и вторую супругу твоего господина, госпожу Аминат, что отдаешь «селям» раньше мне, самой младшей?

Еще больше, по-видимому, смутился и растерялся Бекир.

— Госпоже Зюльме селям… Госпоже Аминат селям, — бормотал он, как бы извиняющимся голосом.