Деление на ноль - [3]

А попался он очень глупо: забыл однажды вечером кран на кухне закрыть.

Бабка с нижнего этажа как увидела, что у неё угол мокрый, сразу вызвала милицию. Когда милиция ему в дверь забарабанила, он вскочил, спросонья ничего не понимает и бороду забыл надеть. Открыл, бабка-то сразу на кухню понеслась, а милиция с прищуром смотрит: ага – тихий, гладко выбритый, всё сходится. И борода на стуле лежит, проветривается. Документики, гражданин.

Началось следствие. Сняли кое-как том со шкафа и три года грабёж за грабежом расследовали. А на четвёртый год милиция за голову схватилась – дело только до сто сорок седьмой страницы расследовано, при том, что всего этих страниц тысяча восемьсот сорок две. Задумалась милиция: это что же получается – все дела забросить и заниматься одним негодяем тридцать лет без выходных?

Неизвестно, до чего бы там милиция додумалась, но, к счастью, всё решилось само собой: зашёл как-то утром надзиратель в камеру, а Пётр Семёнович вытянулся на нарах и руки на груди сложил. И борода у него белая как снег. Подёргали бороду – настоящая, хотя вчера ещё никакой бороды не было, а сегодня вон какая вымахала, и светится как будто. Та милиция, которая верующая, даже перекрестилась.

Вот ведь как бывает: жил человек – сволочь сволочью, а помер – и посмотреть приятно.

Мудак

Николай Константинович был человек неплохой, но совершеннейший мудак.

На иного посмотришь – ведь свинья свиньёй: и в штору высморкается, и всех женщин за ягодицы перещиплет, и сироте копеечку не подаст, но при этом не мудак. Люди к нему тянутся, в коллективе его уважают и женщины на него не сердятся.

А Николай Константинович, хоть и вежливый, и поздоровается, и слова грубого никогда не скажет, а мудак, и всё тут. Люди на него как посмотрят повнимательнее, так у них сразу кожа на лбу складками собирается. Вот как-то зашёл Николай Константинович в церковь свечечку поставить, а там поп всех кадилом обмахивает. Всех обмахнул, а как до Николая Константиновича дошёл, так даже споткнулся. Посмотрел на него внимательно, кадило придержал и ушёл в другой угол махать.

Из-за своего мудачества Николай Константинович часто попадал в неприятные истории.

Например, стоит он в очереди за постным маслом, а на него сверху со ступенек валится человек. Должно быть, этому человеку зачем-то понадобилось со ступенек свалиться, подумает Николай Константинович и посторонится, чтобы не помешать. А человек всю морду себе об асфальт и разобьёт вдребезги – припадок у него, оказывается. Вся очередь тут же нападёт на Николая Константиновича: почему, мол, человека не словил? Наверное, специально хотел полюбоваться, как он об асфальт морду разбивает? Ну и накостыляют Николаю Константиновичу по шее, да ещё из очереди прогонят.

Или лежит, бывало, кто-нибудь в луже, а Николай Константинович идёт мимо. Уже и за угол повернёт, а его хвать за шиворот: почему не остановился, сукин сын? Может человеку с сердцем плохо? Почему не поинтересовался, мудак? И опять накостыляют.

Даже те люди, которые к Николаю Константиновичу поначалу неплохо относились, и те рано или поздно вдруг посмотрят на него внимательно, сморщатся и скажут: «Ну и мудак же ты, Николай Константинович!»

А однажды на службе, где работал Николай Константинович, кто-то украл деньги. Не десять рублей, и не сто, а какие-то огромные тыщи, которых и за пятьдесят лет не заработаешь. И все на службе знали, что украл их один пьяница, которого все любили, потому что он кому хочешь последнюю рубаху отдаст. Жалко было всем этого пьяницу – у него же детей семь штук и жена – беззаветная труженица на швейной фабрике.

В общем, сговорились все и, когда пришла милиция, показали пальцем на Николая Константиновича: он, дескать, ботинки себе ни с того ни с сего новые как раз вчера купил, неизвестно с каких барышей.

Николай Константинович отказывался, конечно, говорил, что на ботинки полгода копил, но милиция посмотрела на него, поморщилась и отдала его под суд. В суде прокурор тоже сморщился и потребовал Николая Константиновича немедленно расстрелять. Защитнику Николай Константинович тоже не понравился, но работа есть работа – выхлопотал он ему кое-как десять лет строгого режима.

Ну, в тюрьме и хорошему-то человеку не сладко, а уж про мудаков что говорить.

Хлебнул там Николай Константинович от сих и до сих, но ничего – живой остался, хотя и не сказать, чтобы очень сильно здоровый.

И мало того, что живой вышел, да ещё и секрет с собой вынес, который перед смертью ему бывший дьяк рассказал, такой же бедолага, как Николай Константинович: про несметный клад, который будто бы закопали в лесу нехорошие мужички, да тут же друг друга и порешили подчистую.

За такие секреты, конечно, и гроша жалко, да есть видно оно, мудацкое счастье, а то совсем бы уже ни одного мудака не осталось на всём белом свете.

Вот и откопал Николай Константинович две закатанные трёхлитровые банки, по горлышко набитые заплесневевшими долларами, в роще недалеко от залива, как дьяк описал.

Высыпал Николай Константинович доллары в полиэтиленовый мешок, развёл костерок, выпил портвейну и поклялся страшной клятвой отомстить тем, кто его несправедливо в тюрьму упрятал и жизнь его погубил.