Делай то, за чем пришел - [33]

В серых чистых глазах Дядюшиной мелькнул страх, щеки слегка порозовели, она, видимо, поняла, что означает этот чистый лист, накрывший ее писанину. Опустив голову, с минуту сидела неподвижно. Однако потом ее карандашик робко начал выводить знаки, и постепенно появилась вся длиннющая формула, и даже даны были необходимые пояснения.

— Ну вот, — обрадованно сказал Глеб. — Оказывается, знаете... Так зачем же вы...

Теперь она покраснела уже основательно, почти до слез.

— Да так получилось, — сказала тихонько. — Понимаете, у меня маленький... И вот заболел что-то. На минуту отойти нельзя. Только шпаргалки и успела написать... А сегодня немного получше, так я оставила его с бабушкой, а сама сюда. Я больше не буду, честное слово! Никогда.

«Оказывается, молодая мамаша... — думал Глеб. — Жизнь-то, господи, идет себе да идет!.. Любят, рожают, кормят грудью...» У него почему-то щемило сердце, что-то нахлынуло такое, накатилось... Он протянул Дядюшиной зачетную книжку, сказал пожалуйста, потом до свидания, а на душе было...

Экзамен же продолжался.

И как Глеб ни старался быть спокойным, бесстрастным, эти подрагивающие руки, эти затуманенные волнением глаза, эти капельки пота на носу, изменившийся голос студента — все это действовало на него, ему то и дело приходилось успокаивать себя. «Спокойно, — говорил он себе, — спокойно... Ты же преподаватель, тебе-то что!.. Ты, слава богу, сдал за свою жизнь, поди, сотню экзаменов, не меньше. Да и принял их уже немало, пора бы привыкнуть...»

Предпоследним отвечал староста группы, толковый, серьезный мужчина лет тридцати.

А Митин все еще сидел, склонившись над билетом, и видно было, что извелся, исстрадался. Узенькие плечи под серым пиджачком ссутулились, небольшое лицо, уже немолодое, горело; руки рассеянно скручивали бумажку в жгут и раскручивали. Время от времени Митин принимался грызть карандаш, и Глебу было ясно, что за эти часы Митин так ничего и не вспомнил, не написал, не начертил; двойка тут неизбежна.

— Что ж, пора, товарищ Митин...

Митин вскочил, суетливо схватил билет и чистые листочки бумаги для черновиков, подошел. Потоптался возле стола и вдруг, побледнев, стал выкрикивать:

— Да ничего я не знаю! Ничего! Как идиот! В голове — ничего!..

И все это со злостью, с отчаянием, с неприязнью к самому себе. Схватил зачетную книжку, стал пятиться к двери и все продолжал уничтожать себя, высказывал о себе самые ядовитые слова, которые давно, видимо, копились в нем.

«Поставить ему «два», — думал Глеб, — значит, подтвердить его мнение о самом себе. Еще раз убедить в том, что ничего-то он, Митин, не может».

— Стойте!

Митин вздрогнул и замер у самой двери.

— Какого черта вы раскисли? Почему сдаетесь? Почему уступаете своей слабости? Так ведь можно в козявку превратиться!.. Раз опустил руки, другой... а потом вообще хоть на четвереньки становись. Что за неверие в себя, в свои силы? Да грош вам цена, коль вы себя не уважаете!

— Ну... если... ничего не знаю, не могу, — бормотал Митин. — Как идиот, учил, учил и все перезабыл... — Но потом, когда его, видимо, все-таки задел Глебов тон, он тоже повысил голос: — Ну что вы кричите-то?!

— Ага-а! — одобрительно протянул Глеб. — Вот это уже другой разговор. Так и надо, черт побери! Не давайте себя в обиду! Будьте настырнее, деритесь за себя!.. Сейчас же возьмите билет и садитесь, работайте. И не может того быть, чтобы ничего не вспомнили. Не может быть!

Митин медленно направился к столу.

— А этак легче всего, — уже примирительно говорил Глеб. — Не могу, не способен... А вы попробуйте! Заставьте память работать, заставьте мозг шевелиться. Даю вам еще час. Вспомните не по билету, вспомните другое. И кто знает, может, найдете аналогию, связь какую-то... Спросите меня, в конце концов, с чего хотя бы начать... А то — сдаваться!

Митин сел на свое место, а через час подошел отвечать. Глеб задавал ему наводящие вопросы, подводил к плакатам, развешанным на стенах, подсказывал, подталкивал... Наконец, убедившись, что Митин хоть что-то да знает, хоть что-то да уловил, поставил ему тройку и отпустил.

Была уже полночь. Глеб сел на стул и долго так сидел, глядя куда-то в пустоту. В голове была одна усталость. Не хотелось ни шевелиться, ни думать, ни есть, ни курить...

Идиллия

В один из последних дней зимней экзаменационной сессии Глеб встретил в коридоре техникума старшекурсника Колю Денисова.

— Слушай, Коля, — после взаимных приветствий сказал Глеб, — когда мы были в Карпатах, ты рассказывал, что места, где у твоего отца лесничество, под стать карпатским...

— Хотите к нам на каникулы? — Коля так обрадовался, что весь порозовел. А когда Глеб подтвердил его догадку, Коля смущенно стал бормотать, что это было бы просто здорово, что места у них там действительно...

— А избенка какая-нибудь, халупка пустующая у вас есть?

— Есть домишко старый... Летом в нем живут всякие гости из города, грибники, ягодники, осенью охотники приезжают. Но, Глеб Устинович, я не знаю... может, лучше у нас. У бати же отличный новый дом. Места всем хватит, хоть в футбол играй. Телевизор есть.