Делай то, за чем пришел - [27]

— Да вы садитесь, — спохватился он. — Нет, раньше дайте-ка ваше пальто. Сумку вот сюда.

Заставив ее снять пальто, усадил на единственный стул, бывший в его комнате, сам же сел на кровать, пряча под нее ноги в стоптанных домашних туфлях.

Астанина, не мигая, таращилась на полки с книгами. Потом кашлянула и спросила:

— Это все ваши книги?

— Мои, — улыбнулся Глеб.

И тогда она немного осмелела.

— Глеб Устинович, — сказала она, — у меня по автоматике двойка. Я бы хотела... Мне без стипендии никак нельзя. Понимаете?

— Понимаю, — ответил он и снова улыбнулся. Взял с полки альбом со схемами и положил его на стол перед девушкой. — Тему-то помните, за которую двойку схватили?

— Конечно, помню. Система с цифровым программным управлением.

Глеб полистал альбом, нашел нужное.

— Ну вот смотрите... — ткнул он кончиком карандаша в чертеж. — Сюда, в это считывающее устройство, закладывается программоноситель, перфокарта, например...

— Но, Глеб Устинович! — взмолилась гостья. — Вы думаете, что я уж совсем... Дайте я сама попробую!..

Глеб в ответ пожал плечами, мол, сама так сама.

Астанина поерзала на стуле, нахмурилась, с минуту вглядывалась в чертеж, потом, запинаясь и торопясь, стала рассказывать.

— Хорошо, — сказал он, дослушав до конца и убедившись, что автоматическая система понята ею как надо. — И еще вам один вопрос. Что я здесь написал? — пододвинул к ней листок бумаги с цифрами.

— В двоичной системе?

— В двоичной.

— Один-ноль-один, — прочла Оля и, прикинув, ответила: — Пять.

— Ну вот это и будет ваша оценка, — сказал Глеб. — Непонятно только, почему же... — Он вопросительно, сверху вниз, посмотрел на нее и вдруг увидел большие синие глаза. Те самые, спасительные... Теперь они были совсем рядом, и его удивило, какие они большие и синие... Однако ресницы уже опустились, белокурая голова наклонилась, и щеки порозовели.

— Ну ничего, ничего, — сказал Глеб, решив, что ее смущение, это обычное смущение провинившейся ученицы. — У вас ясная голова. У вас пойдет...

— Нет, — прошептала она. — Голова у меня совсем-совсем не ясная...

Глеб хотел было рассмеяться, но почему-то не рассмеялся. Всего на миг ресницы снова взметнулись, всего секунду глаза смотрели в его глаза, но и этого было достаточно. Он не мог не заметить в ее взгляде что-то такое, от чего почувствовал беспокойство... Он вдруг увидел не только глаза, но и всю ее, Олю: и губы, и шею, и маленькую грудь под голубенькой шерстяной кофточкой. Перед ним, в его «вигваме», на его скрипучем стуле сидела... женщина.

Минута прошла, а может, больше.

«Не дури, не дури, — говорил себе Глеб, чувствуя, как быстро и горячо застучало сердце. — Ну, какая она еще женщина. Совсем еще ребенок... Твоя ученица...»

— Все, — сказал он вроде бы обыкновенным, как всегда, голосом. — Не беспокойтесь, за месяц у вас будет четверка.

— Спасибо, — шевельнулись губы.

Не поднимая глаз, Оля встала, неловко оделась и неловко же, бочком продвинулась к двери, потом на кухню, потом шаги ее прошуршали за окном, и стало тихо.

Глеб водрузил на стол коробку из-под ботинок фирмы «Скороход», в которой у него было хозяйство: в добром соседстве тут уживались ложка, вилка, ножик, хлеб, зубная паста «Поморин», порядком подзасохший сыр...

«Неотесанный я все-таки человек, — думал Глеб, доставая из коробки сахар и хлеб. — Даже кофе не предложил. Она же с портфелем, значит, не из дома, голодная... Да и озябла, поди...»

«Голова у меня совсем-совсем не ясная...» — вспомнилось ему. И запах еще жил, не то духов, не то пудры; и как бы шорох юбки слышался... Глеб зашагал из угла в угол, сердясь за что-то на себя. Шагал и шагал. Совсем забыл про ужин и про книги, ждущие на столе...

В техникуме надумали провести соревнования по спортивному ориентированию и Глеба попросили быть судьей.

Палаточный лагерь «ориентировщики» разбили на просторной лесной поляне, пестрой от одуванчиков. Пока устраивались, пока размечали трассу предстоящих назавтра соревнований да пока готовили ужин, совсем стемнело. Где-то далеко, видимо, за лесом шла гроза, там все время посверкивало и погромыхивало, а сюда, на поляну, долетали слабые отблески. Однако во время ужина огромная туча закрыла звезды, нависла над лесом, над поляной; зашумели деревья, зашевелилась трава, захлопало полотно палаток, запахло дождем.

— Ребята, прибрать лагерь! — распорядился Глеб, отставляя в сторону недопитый чай. — Личные вещи — с собой, продукты — в хозяйственную палатку. Да поживей!

Пестрое шумное воинство вокруг костра зашевелилось; парни и девчонки разбирали рюкзаки, штормовки, спальники. А редкие крупные водяные дробины уже начали щелкать по брезентовым штормовкам, по натянутому полотну палаток, по чьему-то гулкому матрасу-надувастику. «Воинство» шумно расползалось в свои палатки, а через минуту на поляну обрушился уже настоящий ливень.

Блеснуло сильно, высветив до мелочей всю поляну: палатки, траву, сучья у костра, топор в чурбане, сосны на опушке. Накрывая посуду куском полиэтилена, Глеб увидел Астанину, которая, втянув голову в плечи, стояла у костра и смотрела, как дождь захлестывает огненные головешки.