Делай, как я! - [49]
Понял Башмаков, что пора ему уходить.
Вернулся он к своим и доложил обо всём, что видел.
А "южные" ещё долго не могли понять, что же произошло. Почему их войска в разные стороны разъехались.
Потом, уже после учений, много споров было между "северными" и "южными" об этом происшествии. "Южные" возмущались, просто из себя выходили.
– Дурацкий случай, – говорили, – произошёл. Да неужели бы мы на настоящей бы войне своего бы солдата от чужого не отличили? Нечестно это. Просто даже очень некрасиво пользоваться нашим доверием к регулировщикам. Несправедливо.
– На войне, – отвечали "северные", – ещё и похлеще случаи бывали.
Впрочем, спорь не спорь, возмущайся не возмущайся, но сражение в тот день "южные" проиграли и победу посредники всё равно присудили "северным".
А Башмакова командир наградил ценным подарком.
Как Башмаков лежал в санчасти
Однажды Башмаков простудился и его отправили в санчасть. Полежал он два дня в постели, попринимал лекарства, на третий день смерил температуру – нормальная.
– Товарищ капитан, – говорит Башмаков доктору, – можно я встану, погуляю?
– Пожалуйста, – говорит капитан.
Надел Башмаков халат, вышел во двор. На улице тепло, солнце светит. Посмотрел Башмаков – калитка у входа в санчасть покосилась, висит на одном шпингалете. Непорядок.
– Товарищ капитан, – говорит Башмаков доктору, – можно я поработаю – калитку починю?
– Пожалуйста, – говорит капитан.
Отыскал Башмаков гвозди и молоток, приколотил калитку – самому посмотреть приятно. Огляделся – что бы ещё сделать?
Ступеньки у крыльца поправил. Скамейку укрепил. Дорожку битым кирпичом выложил. Забор покрасил.
Через день собрался доктор выписывать Башмакова. Посмотрел на Башмакова задумчиво и спрашивает:
– А что, Башмаков, может, вы и стёкла вставлять умеете?
– Умею, – говорит Башмаков.
– И печки класть умеете?
– Умею, – говорит Башмаков.
– Может, вы, – спрашивает доктор, – и крышу отремонтировать сможете?
– Смогу, – говорит Башмаков.
Потёр доктор затылок ладонью и говорит:
– Придётся вам, Башмаков, ещё денька три полежать в санчасти, ничего не поделаешь…
– Хорошо, – говорит Башмаков. – Вам виднее.
На другой день он стёкла, где нужно, вставил, дымоход у печки поправил, потом за крышу принялся.
Тут его ротный старшина как раз и увидел. Башмаков на крыше санчасти сидел, а старшина мимо шёл – в штаб.
Старшина остановился, задрал голову.
– Что это с вами, Башмаков? – спрашивает.
– Ничего, – говорит Башмаков.
– То есть как это ничего? – спрашивает старшина. – Вы разве не больны?
– Так точно, – говорит Башмаков. – Болен.
– Так почему же вы тогда на крыше сидите?
– Это лечение такое, – говорит Башмаков. – По-научному "трудотерапия" называется.
Старшина так удивился, что даже забыл, куда шёл. Пошёл обратно в казарму и всю дорогу рассуждал сам с собой.
– Это что же за лечение? – говорил он себе. – Да я такое лечение солдатам каждый день прописываю. Меня, выходит, уже профессором медицины считать можно…
А Башмакова через два дня опять вызвал доктор.
– Ну как, – говорит, – ваши дела? Всё в порядке?
– Так точно, – отвечает Башмаков. – Всё в порядке: крыша не течёт, стёкла вставил, забор покрасил.
– Да я не про то спрашиваю, – смеётся доктор. – Как ваше самочувствие – в порядке?
– Самочувствие хорошее, – говорит Башмаков.
– Ну и прекрасно, – говорит доктор.
В этот же день выписал доктор Башмакова из санчасти, и они расстались очень довольные друг другом.
Если говорить честно…
Однажды пригласили Башмакова в летний лагерь старшеклассников- выступить, рассказать о нелёгкой службе десантников.
Надел Башмаков парадную форму, почистил ботинки гуталином "Люкс", отправился в лагерь. А в лагере, смотрит, сидят перед ним девчонки лет по пятнадцати – шестнадцати, глядят на него во все глаза, перешёптываются.
"Ещё бы, – думает Башмаков, – наверное, никогда в жизни настоящего десантника не видели".
Приосанился он.
– О чём, – спрашивает, – рассказывать: о ночных прыжках, об испытаниях парашютов или, может быть, о последних больших учениях?
– Лучше расскажите, – просит девочка с косицами, – как вы первый раз прыгали.
– Первый раз? Это можно, – говорит Башмаков. – Первый прыжок – он на всю жизнь запоминается. Я, к примеру, когда первый раз прыгал…
И тут замолчал Башмаков, заколебался. Потому что если начистоту говорить всё так, как на самом деле было, никакого особого геройства он не проявлял. Вот если бы присочинить немного…
– А вы с какого самолёта прыгали? – спрашивает девочка.
– Я? С АН-два, с кукурузника. С него обычно первый раз все прыгают… – говорит Башмаков, как будто оправдывается, а сам себя в душе ругает: ну что у него за характер такой! Будь на его месте ефрейтор Барабанщиков, тот бы наверняка прихвастнул: с АН-десять, сказал бы. Люк открывается, всё кругом, мол, гудит, ветер бушует… А он – с кукурузника…
– А парашют у вас как раскрывался? Вы сами за кольцо дёргали?
Так и подмывает Башмакова сказать: "А как же! Конечно, дёргал! Лечу я, значит, в воздухе, в свободном падении, секунды отсчитываю: пять, шесть… Пора, думаю. Тут и рванул за кольцо!…"
Ах, если бы на самом деле так было!
– Нет, – грустно отвечает Башмаков. – Если говорить честно, за кольцо в тот раз я не дёргал. Когда человек первый раз прыгает, чаще всего применяется принудительное раскрытие парашюта. Это что значит? Это значит, что парашют раскрывается сам, с помощью длинной специальной верёвки – фала. Когда десантник отделяется от самолёта, фал натягивается, выдёргивает вытяжное кольцо, купол раскрывается…
