Делать детей с французом - [26]

Я не до конца понимала суть этого конкретного противостояния, но понимала проблему в целом: после Сингапура, где судьбы мира решались в рамках одного рабочего дня, Гийом никак не мог перестроиться на старосветский тип работы. Он грезил развивающейся Азией с её эффективными производствами, минимальным документооборотом и переговорами за сакэ, а старушка Франция гасила его порывы бюрократическим огнетушителем.

Бороться с косностью европейской экономики Гийому помогала мысль о том, что совсем скоро он заработает свой первый миллион и сможет звонко хлопнуть дверью офисной тюрьмы перед носом у рыдающей кадровички. Раз в две недели он приходил домой в эйфории, крутил меня на руках, осыпал поцелуями, открывал бутылку хорошего вина и разрешал мне выпить бокальчик «по такому поводу». Он извлекал из портфеля листки с диаграммами: линии сначала пугливо жались к координатному дну, а потом взлетали ввысь, перемахивали горизонтальную ось и стабилизировались в области максимальных значений. «Вот здесь, – Гийом ставил точку на восходящей линии, – у нас уже семьсот тысяч в год, мы ездим отдыхать на Северный остров на Сейшелах, там нас всегда ждет одно и то же бунгало с видом на закат. Вот здесь, – точка повыше, – мы покупаем квартиру на набережной Селестэн, а у Кьяры есть собственный пони. А вот здесь, – точка в области высших значений, – наш годовой доход составляет полтора миллиона евро, и…».

Он описывал рукой фигуру, которая должна была очертить самые смелые фантазии жены богатого человека. Моё воображение, которому для довольства жизнью достаточно представить тихую студию с мольбертом, чайником и исправным компьютером, силилась разродиться какой-нибудь вычурной мизансценой из журнала «Дизайн и архитектура». Ему уже почти удавалось поместить меня в неправдоподобный антураж из самшита и позолоты, как вдруг Гийом мрачно хватался за подбородок той самой рукой, что увлекала меня в лакшерные дали, и произносил: «Да, но ты же понимаешь, Франция не любит богатых. Придётся делокализовать предприятие. Лучше всего в Азию, но для начала я подумываю о Лондоне. Но у тебя нет европейского гражданства, а значит, ты не сможешь переехать туда раньше, чем через шесть месяцев после регистрации фирмы. Я навёл справки. Пока у тебя нет гражданства, у меня связаны руки».

И я вдруг понимала, что разрешённый бокал вина пью не по праву. Что вина́ за бедственное положение семьи (съёмная квартира, работающий муж, ребёнок в государственной школе) целиком лежит на мне. Мне становилось стыдно, Гийом тоже серел лицом: из собственного бунгало на Сейшелах мы прямиком попадали во французскую тюрьму за махинации с налогами. Вечер был испорчен. Линия Гийомова настроения стремительно падала в область негативных значений, выравнивалась параллельно дну координатной таблицы и периодически проверяла его на прочность.

Свой новый фильм Вуди Аллен снял специально для меня. Там героиня неожиданно оказывается в статусе жены налогового преступника, покончившего с собой, чтобы избежать процесса. До этого она тихо и достойно жила жизнью супруги миллиардера, занималась благотворительностью, свысока относилась к непутёвой сестре и думала, что у неё хороший, хоть и сильно занятой муж.

На этой неделе Гийом был одержим идеей сделать миллион на перепродаже «арестованных» квартир. Он нашёл сайт с расписанием аукционов, где распродавалось имущество должников. Квартиры, машины, нежилые помещения, посуда, мебель. «Ну вот же нормальная цена за квадратный метр! – восклицал он, щёлкая по лотам. – Ну и что, что в жопе мира? Мы же её не для себя покупаем. Это инвестиция, Дарья, ин-вес-ти-ци-я. Покупаем по дешёвке, ремонтируем, клеим обои в цветочек, белим потолок… И продаём втридорога! Да что там втридорога – в семь раз дороже продаём!»

Я улыбалась краем рта и гнала из глаз тревогу. У Гийома много талантов, но рукастым его назвать никак нельзя. Когда нам на кухню понадобилось выпилить полочку нестандартных размеров, он позаимствовал у друга электропилу и сходил к нотариусу составить завещание. Он собирался составить его с тех пор, что мы знаем друг друга, поэтому полочке пришлось ждать, пока он распределит между безутешными родственниками свою коллекцию дисков и три гитары. Я скромно сказала, что ни на что, кроме его любви, не претендую. Ну, может быть, на недавно купленный «Макинтош».

В день Икс Гийом поцеловал Кьяру, крепко обнял меня, прошептал на ухо, где спрятана книжечка с кодами от его банковских счетов, и вместе с электропилой и заготовкой для полочки заперся в гостиной. «Что бы вы ни услышали, не входите», – героически сказал он. «А если понадобится оказать первую помощь?» – спросила я. Он заколебался. «Только если я позову».

Дверь захлопнулась. Сначала послышались молитвы, потом стало тихо. Затем, с cекундным отставанием, взвизгнули электропила и Гийом. Я вцепилась в дверную ручку, но открывать не стала: говорят, мужчины очень обижаются, если в них не верят.

Мужчина долго орал и чертыхался, но я изо всех сил в него верила. Только когда он стал подвывать, я вспомнила, что у нас длинный балкон, по которому можно пробежать от спальни к гостиной. Я ожидала увидеть на стекле ошмётки окровавленной плоти, но увидела только лёгкий тюль древесной пыли. В её клубах Гийом сидел над электропилой, как старуха над разбитым корытом – сама скорбь и непонимание «за что?!».