Дела житейские - [6]
Мельников хмуро слушал мать и перед ним рисовались картины тех военных лет, хромой, но молодой и симпатичный отец появляется в колхозе, где остались из мужчин, только старики да полторы калеки. На свежей деревенской пище он быстро оправляется от ран… а вокруг как курицы возле петуха женщины, женщины, женщины… молодые, цветущие, в самой бабьей силе, не обласканные, не целованные, одни из которых знают, что их мужья уже не вернутся с войны, а другие, что им может не достаться женихов, что свой век придётся доживать одним… и не только без мужей, но и без детей. Житейская логика диктовала и поведение.
Мельников вздохнул и, кашлянув, словно привлекая к себе внимание, заговорил:
– А Степан-то как… он сейчас где, там же в Щагренихе живёт?… Он то знает про отца?
– Знает. Он уже приходил. Гроб это он привёз и врача… на тракторе. Он ведь и тракторист и комбайнёр. Тут у нас сейчас почтишто как в войну, мужиков которы не на пенсии раз-два и обчёлся. У него, у Степана дети тоже по городам разбеглися, двое у него, сыновья, и тоже один внук есть. А вот Клава-то так и не вышла замуж, бедная… одна-одинёшенька. Мать-то её Зинаида лет уж пятнадцать как померла, у Степана-то тоже лет десять, может чуть меньше, как мать схоронил…
– Чего ж, всё это раньше нельзя было? Нам уж самим на погост скоро, а только узнали, что тут у нас брат и сестра живут! – в сердцах воскликнул Мельников.
– Господь с тобой Васенька. Да разве при старой-то власти про такое… я ж говорила уже… Как же это… и вам и людям… Отец-то, как власть эта повалилась, осмелел немного, да и смерть чуял, а тогда ох как боялся. Могли и из партии, и с должности попереть. Лет пять уже, наверное, как отец впервой пошёл виниться, и к Клаве ходил в Новосёлку, и к Степану в Щагрениху. Оне конечно всё знали от матерей, да видно те им тоже молчать наказали. Клава-то та сразу отцу на шею кинулась, всю жисть, говорит, ждала. А Степан нет… не признал отца, не простил, говорит, я безотцовщиной прожил и сколь мук вместе с матерью приняли. Не было, говорит, у меня отца и не надо. И ты ступай дядька Николай, ты нас знать не хотел, и я тебя тоже не хочу. Вот только как помер, так и пришёл…
– Да задал нам отец задачку, – Мельников присел на кровать рядом с матерью, тоже вынудив сестру потесниться.
– Гнать её надо… и его! – вдруг звучно подала голос Дуня. – Мам гони её… не верю, наш отец не мог! – сама пережившая неверность и потерю мужа, она не хотела ни понять, ни поверить.
– Да как же гнать-то Дуня, она ж здесь всё и делала и готовила, я то уж чуть хожу, как же без неё. Да и в чём виноваты-то, такая уж жизнь.
– Врёт она всё!
– Да она и не говорит ничего, это ж отец как умирал позвать их велел… повиниться.
– Не в чем нам перед ними виниться, – упрямо стояла на своём Дуня. Она уже не лежала, а сбросив с кровати ноги сидела рядом похожая на мегеру: растрёпанная, с помятым лицом, с набухшими мешками под глазами.
– Не знаю я, – мать перевела растерянный взгляд на сына, – Вась ты то, как думаешь?
– Пусть будет, как отец решил… раз такая его воля.
– А что люди скажут, ты подумал… кто у нас потом всё здесь купит!? – почти взвизгнула сестра. – Наш отец до сих пор считался уважаемым человеком, а теперь на поверку окажется ходок!
– Какой ходок, что ты мелешь… Ты подумала, какое тогда было время… это же… ну как тебе правильно мама сказала, житейское дело, – попытался вразумить сестру Мельников.
– Кобелизм это, а не житейское дело… мама вон сколько его ждала.
– Тогда не нас, а мужиков поубивало, – по-прежнему глухо возразила ей мать. – Всегда парней меньше чем девок было, а тогда… Ох, господи, не дай ещё кому такое пережить.
Дуня с изумлением и непониманием воззрилась на мать – её логика сорокапятилетней разведёнки коренным образом отличалась от логики семидесятипятилетней матери.
– Ладно Дуня, хватит. Мы сюда отца хоронить приехали, а не лаяться. А Клава со Степаном они и так ни за что наказаны, и мы тоже перед ними в долгу, – попытался подвести черту под спором Мельников.
– Ничего я им не должна, у меня жизнь тоже не сахар… хоть самой в петлю, – голос Дуни вдруг сорвался, и она стала шмыгать носом явно в преддверии рыданий.
– Ну, нам с тобой на родителей пенять нечего, и вырастили и выучили. Сами во всём… Помнишь, как в девках? Кого родители лучше всех одевали? Тебя. Форсила, первой невестой на деревне считалась, парней футболила. Скажешь, потому что красивая была? Верно, а почему красивая, да потому что за отцом зампредседателя, да матерью завфермой жила, и ела досыта, и в поле тебя как других не гоняли… А в институт как поступала, а когда училась? Забыла, как деньги тебе слали и продукты мешками, не в общаге жила, комнату имела возможность снимать. А Клава, она даже семьи не завела, на ней же с детства клеймо нагулянной лежало…
– Не знаю я ничего, и знать не хочу!.. А то, что она уродиной уродилась я не виновата. И вообще, что-то не верится, чтобы от нашего отца такая могла… Может к её матери ещё кто ходил…
4
На следующий день собравшиеся на похороны, те, что были в курсе подсмеивались и перемигивались, а кто не был удивлённо таращили глаза – покойного провожали в последний путь четверо детей. Василий держался с новоявленными родственниками подчёркнуто дружелюбно. Он несколько раз ласково заговаривал с Клавой. Та на радостях величала его Василием Николаевичем. Со Степаном они обменялись крепким рукопожатием. Дуня держалась отчуждённо и на робкие попытки сближения со стороны Клавы, именовавшей и её, будучи на десяток лет старше, Евдокией Николаевной, отвечала брезгливым поджиманием губ и холодным молчанием.
Бывший майор спецназа Алексей Сурин и бывший боевик Исмаил живут в Москве: Сурин работает начальником охраны в крупной фирме, Исмаил менеджером в фирме у «московских чеченцев». И никогда бы не свела их судьба, если бы Сурин не был косвенно причастен к гибели семьи Исмаила. Брат погибшей во время «зачистки» жены Исмаила Ваха, тоже бывший боевик, находит Сурина и требует от Исмаила помощи в совершении кровной мести. Исмаил не хочет мстить, но вынужден помогать Вахе. Ваха вынашивает план похищения всей семьи Сурина, отдыхающей на даче.
Тема межнациональных отношений в современных отечественных СМИ и литературе обычно подается либо с «коммунистических», либо с «демократических», либо со «скинхедовских» позиций. Все эти позиции одинаково чужды среднему русскому человеку, обывателю, чье сознание, в отличие от его отцов и дедов уже не воспринимает в качестве «путеводной звезды» борьбу за дело мирового пролетариата, также как и усиленно навязываемые ему пресловутые демократические ценности. Он хочет просто хорошо и спокойно жить, никого не унижая по национальному признаку, но при этом не желает чувствовать себя в своей стране менее комфортно в моральном плане, и быть беднее в материальном наиболее «пассионарных» нацменьшинств.Автор этой книги не претендует на роль носителя истины в последней инстанции.
В Российской Истории армия всегда играла наиважнейшую роль. Потому интересны не только связанные с ней знаковые события, но и ее внешне незаметная внутренняя повседневная жизнь. В сборнике отображены фрагменты армейских будней, как мирного, так и военного времени. Героями повествований являются солдаты и офицеры участники Великой Отечественной и Чеченских войн, курсанты военных училищ, советские военнослужащие и члены их семей, несущие службу в отдаленных гарнизонах. Рассказы написаны как на основе собственного солдатского, курсантского и офицерского опыта автора, а так же того, что он узнал от своих родственников, сослуживцев, знакомых.
Повесть о не случившейся любви. 1975 г., 23-х летний Володя на танцах встретил юную Катю и, что называется, влюбился с первого взгляда. Но, увы, отношения между ними так и не завязались. Виной тому стала разница в возрасте, которая 17-ти летней Кате показалась слишком большой и то, что девушка заранее поставила себе цель: сначала выучиться, а все остальное потом. Жизнь еще дважды их сводит, в 1981 и в 1997 г.г. Кате уже не кажется, что меж ними такая уж большая разница в возрасте, но, как говорится, поезд ушел.
Москва 1997-98 г.г., до и в период дефолта. В романе присутствуют две параллельные линии. Производственная, в которой имеют место и пьянки, и драки, и воровство, и «стукачество», и на выходе вроде бы реальное золото, добываемое из радиодеталей. Вторая линия, это приобщение к миру прекрасного, истинным ценностям – произведениям искусства. Золотой телец, которому поклоняются многие, не есть высшая мировая ценность, таковыми являются творения человеческого гения.
Разве могут мирно соседствовать, или даже сосуществовать в рамках одного государства народы когда-то кроваво враждовавшие? Пример русских и татар, русских и немцев наглядно говорит – вполне могут, несмотря на «тяжелую» историческую память и различные вероисповедания. Но есть и обратные примеры: некоторые народы бывшей Югославии, израильтяне и палестинцы, индуисты и мусульмане в Индии, негры и белые в США. Они рознятся не столько по религиозной принадлежности или цвету кожи, они несовместимы по ментальности.
Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».
Побывав в горах однажды, вы или безнадёжно заболеете ими, или навсегда останетесь к ним равнодушны. После первого знакомства с ними у автора появились симптомы горного синдрома, которые быстро развились и надолго закрепились. В итоге эмоции, пережитые в горах Испании, Греции, Швеции, России, и мысли, возникшие после походов, легли на бумагу, а чуть позже стали частью этого сборника очерков.
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.
«Взорванная тишина» – название одного из рассказов сборника, в то же время характеризует ту жизнь, что сложилась в России с начала «перестройки» до наших дней. Герои Виктора Дьякова: солдаты и офицеры, бизнесмены, рабочие, пенсионеры, люди молодые и пожилые, оказавшись в непривычно «взорванной» обстановке, ищут новые ориентиры, каждый по своему решая вопросы выживания и сохранения личности в эпоху перемен.