Дела семейные - [30]

Дядя Жора оставил плотника и подошел к тете Зине: «Уйди вообще с крыльца! Он думает, что ты с ним кокетничаешь!»

— Что ты говоришь! — возмутилась тетя Зина и уперла руки в бока. — С кем это я кокетничаю? С этим охломоном? Тьфу, на вас! Мужики называется! Не могут пьяного обормота усмирить! Я кокетничаю… Это надо же!..

Тетя Зина ушла в дом, и Яша, вновь норовя улечься, взмолился:

— Мужики! Спирту! Пятьдесят грамм! Сразу уйду…

Отец с дядей Жорой переглянулись и посмотрели на меня.

Я еще надеялся, что пронесет, но Яша выдал меня с потрохами: «Добрый хлопец, принеси еще шила, ничего не вижу…»

— Поднимайся! — твердо сказал отец, не глядя на меня. — Я тебе принесу за ворота! Ну!

— Точно? — Яша повернул в сторону отца лохматую голову с травинками в волосах.

— Точно! Иди и жди меня на бревнах.

Когда плотник ушел опохмеленный, с меня стали снимать стружку сразу в двух направлениях.

Дядя Жора говорил, что только несмышленный болван может налить спирту работяге, не закончившему работу.

Отец напирал на то, что брать спирт без спросу равнозначно воровству. Не важно, для каких целей — вправить палочки-колбочки завирухе-плотнику или выпить самому. Не твое — не бери!

— Надеюсь, ты не пил с ним? — строго посмотрел на меня отец.

— Нет, конечно. Мне его просто жалко стало…

4

Дядя Жора вернулся из города, поставил свою «Волгу» с оленем на капоте в гараж, нагромоздил на поднос чайные принадлежности и крикнул отцу, чтобы он подтягивался в беседку для подведения итогов.

Мама с тетей Зиной, управившись с первой гигантской простынью, взялись за изготовление второй. Я выравнивал место под две оставшиеся палатки. Задача была непростая — я вбивал колышки, натягивал шнуры и пересаживал кусты черничника. Потом привозил тачкой песок и разбрасывал его лопатой по квадратам. Участок грозил приобрести вид бивуака, в котором остановился эскадрон гусар летучих.

Катька поливала из лейки цветочки и умудрялась смотреть сквозь стекла веранды «Ну, погоди» по телевизору.

Отец с дядей Жорой листали списки дел и гостей, пили чай и поворачивали головы в сторону близкого леса. Там бродили грибники-браконьеры, собиравшие наши черные грузди и сыроежки.

Возглавлял браконьерскую бригаду пенсионер Павел Гурьянович, рекомендовавший нам плотника Яшу. Он второе лето оснащал углы своего дома бетонными башенками, которые ему заливали мужики, словленные им у пивных ларьков возле вокзала. Одна башенка была готова и переливалась ромбиками разноцветных стекол. По вечерам в ней симпатично светилась настольная лампа.

— Ну что, нашли Яшу? — крикнул Павел Гурьянович, подходя к забору со стороны леса.

— А мы и не искали! — поздоровался с ним отец.

— Это недели на две! — сказал сосед. — Ему ни грамма нельзя! Таков русский человек.

— Причем здесь русский, — ворчливо заметил дядя Жора. — У меня в КБ семь национальностей, и все выпить не дураки. Только налей, да укажи повод.

— О-о-о! Не скажите! — Павел Гурьянович стоял у калитки, явно ожидая продолжения интересной темы, и отец махнул ему рукой: заходите!

Павел Гурьянович мне не нравился. Какой-то скользковатый тип с улыбочкой вбородке. Но я подошел — вдруг сообщит что-нибудь про бедолагу Яшу.

— Не скажите, не скажите, — продолжил Павел Гурьянович, заходя в беседку и, поправляя листы папоротника в корзине, чтобы не было видно грибов. Он никогда не хвастался своими грибными трофеями. — Не скажите. Вот еврей, например, никогда не напьется. Это наш русский мужик — до смерти работает, до полусмерти пьет. А еврея не споишь…

— А вы пробовали? — спросил отец.

— Я, как всякий русский человек, с подозрительностью отношусь к людям этой национальности… — ушел от прямого ответа Павел Гурьянович; он снял соломенную шляпу и положил ее на корзину. — Но! — он поднял палец и улыбнулся в бородку: — Как всякий русский интеллигент, старательно делаю вид, что просто их обожаю! У вас, я слышал, скоро юбилей и будут весьма значительные особы?

Отец с дядей Жорой осторожно переглянулись и посмотрели на меня. «Кто выдал?» — спрашивали их одинаковые глаза. «Ну, не я же!» — ответил я оскорбленным взглядом.

— Да, по полтиннику, — сказал отец, барабаня пальцами по скамейке беседки. — Сотня на двоих! Кошмар! Гостей понаедет…

— А я вот без подозрительности отношусь, — дядя Жора взглянул на соседа слегка вызывающе. — Значит, по-вашему, я не русский человек?

И вновь Павел Гурьянович не ответил.

— Гости хорошо, но всегда возникает вопрос протокола, — продолжил он, усмешливо поглядывая на братьев. — Вопрос совместимости в одной компании некоторых особ с другими особами. — Он поскреб затылок и огляделся. — Вот в одной организации был случай. Спроектировали один важный промышленный объект, обмыли это дело, а буквально через два дня по «Би-би-си» передают: так, мол, и так — Советский Союз приступает к осуществлению своих планов по освоению, не будем говорить чего…

— И что? — спросил отец.

— Да ничего особенного, — Павел Гурьянович поднялся, собираясь уходить. — Просто потом вспомнили, что на банкете были два человека из соседнего отдела с фамилией на «ич», которым совсем не обязательно было там присутствовать… И гостеприимного начальника отправили на пенсию.