Декстер во тьме - [92]

— Вы не должны все время говорить такие плохие слова, — подала голос Астор. — Вы уже должны мне пять с половиной долларов. И Коди прав, машина была синяя. Я тоже ее видела, и она была синяя.

Я взглянул на Астор, но, почувствовав буравящий взгляд Деборы, повернулся к ней.

— Ну и?.. — обронила она.

— Ну, обходясь без плохих слов, эта парочка — два весьма зорких ребенка, а полицейский Сушински никогда не получит приглашения вступить в клуб интеллектуалов «Менса».

— Стало быть, мне полагается поверить им, — сказала Дебс.

— Я верю, — заявил я.

Дебора еще немного пожевала, буквально двигая ртом, словно грызла очень твердую пищу.

— О’кей, — наконец произнесла она. — Итак, теперь мне известно, что он ездит на синей машине, как примерно каждый третий в Майами. Расскажи, как это мне поможет.

— Уилкинс ездит на синей, — напомнил я.

— Уилкинс под наблюдением, черт возьми!

— Свяжись с ними.

Сестра глянула на меня, пожевала губу, потом взяла рацию и вышла из машины. Поговорила, причем я слышал, как в течение разговора повышался ее голос. Потом последовал залп из ее запаса очень плохих слов, и Астор, глянув на меня, покачала головой. Затем Дебора опять впихнулась в машину.

— Сукин сын! — проворчала она.

— Его упустили?

— Да нет, он там, — сообщила Дебс. — Только что припарковался и вошел в дом.

— А куда ездил?

— Они не знают! Его упустили во время пересменки.

— Что?!

— Демарко заступал, а Бэлфур отваливал, — объясняла Дебс. — Он ускользнул, пока они менялись. Клянутся, что он отсутствовал не более десяти минут.

— Его дом в пяти минутах езды отсюда.

— Это мне известно, — с горечью заметила Дебс. — Ну и что нам делать?

— Пусть следят за Уилкинсом, — сказал я. — А ты тем временем поезжай допроси Старзака.

— Ты со мной едешь, так?

— Нет, — ответил я, считая, что мне никак не хочется видеть Старзака и что в кои-то веки у меня есть для этого прекрасный предлог. — Мне надо отвезти детей домой.

С кислым видом сестра глянула на меня:

— А если это не Старзак?

— Я не знаю, — покачал я головой.

— Ну да, — вздохнула она. — Я тоже не знаю. — Дебс завела мотор. — Садись на свое место.

Глава 35

Когда мы вернулись в управление, было уже далеко за пять часов, а потому, не обращая внимания на кислое выражение лица Деборы, я усадил Коди с Астор в собственное скромное транспортное средство и направился домой. Бо́льшую часть пути дети вели себя сдержанно, явно все еще слегка потрясенные встречей с парнем-жутью. Только они были стойкими детьми, о чем красноречиво свидетельствовал тот факт, что они вообще могли разговаривать после всего, что им пришлось вынести от своего биологического отца. Так что, когда мы были всего в десяти минутах езды от дома, Астор начала приходить в норму.

— Я бы хотела, чтобы ты водил машину, как сержант Дебби, — изрекла она.

— А я бы хотел пожить еще немного, — ответил я.

— А почему у тебя нет сирены? Не хочешь?

— Криминалистам сирен не дают, — сказал я. — И да, никогда не хотел. Предпочитаю оставаться в тени.

В зеркало заднего вида я увидел, как девочка сдвинула бровки.

— Что это значит? — спросила она.

— Это значит, что я не хочу привлекать к себе внимание. Не хочу, чтобы люди замечали меня. Это то, чему вам обоим нужно будет научиться, — добавил я.

— Все остальные хочут, чтобы их замечали, — возразила Астор. — Типа все и всегда делают так, чтобы все на них глядели.

— Вы оба другие. И всегда будете другими, вы никогда не будете похожи на всех остальных. — (Довольно долго Астор молчала, и я глянул на нее в зеркало: она уперлась взглядом себе в ноги.) — И это не обязательно плохо. Каким словом можно заменить «нормальный»?

— Не знаю, — вяло отозвалась она.

— «Обыкновенный». Ты что, и в самом деле хочешь быть обыкновенной?

— Нет. — (И это прозвучало уже не так безрадостно.) — Но тогда, если мы не обыкновенные, люди будут замечать нас.

— Для того-то вам и нужно учиться держаться в тени. — Втайне я ликовал: разговор пошел так, что подтверждал мою правоту. — Вы должны делать вид, что вы действительно нормальные.

— Значит, мы никогда не должны никому показывать, что мы другие, — сказала Астор. — Никому-никому.

— Верно, — оценил я.

Она глянула на брата, и у них состоялся очередной долгий молчаливый разговор. Я радовался тишине, с трудом продираясь сквозь вечерние заторы, и жалел себя.

Через несколько минут Астор опять заговорила:

— Это значит, что мы не должны рассказывать маме, чем занимались сегодня.

— Можете рассказать ей про микроскоп.

— Но не про все другое? — уточняла Астор. — Ни про парня, который жуть, ни про гонку с сержантом Дебби?

— Верно, — сказал я.

— Но ведь нам не полагается лгать! — воскликнула она. — Тем более нашей маме.

— Вот потому-то и не рассказывайте ей ничего. Маме вовсе не нужно знать о том, что будет ее слишком волновать.

— Но она же любит нас, — возразила Астор. — Она хочет, чтобы мы были счастливы.

— Да, — кивнул я. — Только ей приходится думать о вашем счастье так, как она его понимает. Иначе она не будет счастлива.

Последовало еще одно долгое молчание, прежде чем Астор, когда поворачивали на нашу улицу, спросила:

— А у парня, который жуть, есть мать?