Декамерон шпионов. Записки сладострастника - [2]

Так хватай и впивайся в книгу, дорогой читатель, возмущайся, трепещи, плачь и хохочи, как паяц над разбитой любовью! А по прочтении на всякий случай сожги! Вместе с коронавирусом.

Автор

Preludio

О, Джованни Боккаччо, незаконный сын флорентийского купца Боккаччо де Келино и одной шибко легкомысленной француженки! Ищущий юноша со взором целеустремленным, объевшийся утонченными знаниями неаполитанского двора при короле Роберте Анжуйском. Зачем ты возвратился оттуда к папаше во Флоренцию, скучную республику холодноголовых купцов? Бросить Марию Фьяметту, дочку короля Роберта, которую любил пятнадцать лет и воспел в сонетах! Не возмущайся, что заимствую название «Декамерон», не обнажай кинжал, если нам доведется встретиться в райских кущах, где на извилистых аллеях денно и нощно поют миловидные ангелы, подпаивая путников терпким вином.

Увы, родители не дали мне истинно классического образования, и после десятилетки, послужив Родине, я попал в летную школу в Сызрани. Слезы встают в глазах и дрожит от волнения голос:

Нас ждут гарнизоны Отчизны

с волнующей явной новью,

Но милая с воздуха Сызрань

останется вечной любовью!

Счастливое время казармы, портянок и местных красавиц, потом народивших эскадрильи летчиков, ничуть не хуже потомков неаполитанского двора. Затем, Джованни, встал я на терновую стезю секретной службы, именуемой КГБ, и, осознавая свою избранность, попал в разведывательную школу, где учили нас разным премудрым штучкам и черт знает чему. Отсюда провалы в образовании, стыдно признаться, но я попросту считал, что «Декамерон» означает нечто вроде Содома или Гоморры, этих суперсексуальных местечек, что у Мертвого моря, где я совсем недавно разминал и усаливал свои радикулиты и остеохондрозы. Ужасное дело: компания жизнелюбивых юношей и девиц вырвалась из объятой чумой полуопустевшей Флоренции и провела ДЕСЯТЬ бурных дней и ночей на пригородной вилле, рассказывая друг другу скабрезные истории и покатываясь со смеху. ДЕКАМЕРОН и означает ДЕСЯТИДНЕВКА — все простенько, как в аптеке.

И чумное время, и пиры нам не в новинку, что может быть прекраснее, если рядом грязь и вонь, кровь и смерть? Солидные дяди и тети, копающиеся в помоечном дерьме, на фоне холеного служителя собачьего борделя, надевающего презерватив бульдогу, доставленному на «мерседесе» на столь желанную случку. Все это не мешает славно поболтать за бутылкой кьянти или не менее прекрасного, но, увы, ставшего раритетом «Солнцедара», на котором я произрастал в Сызрани. Правда, в наших морозных краях, которые любимые и досточтимые предки явно заселили спьяну (кому бы пришло на трезвую голову занимать такие неблагоприятные для жизни огромные пространства в самых северных широтах мира?!), изысканные вина не в чести, пьем крепчайшее, и не без успеха для самоуничтожения. Да ты и не слышал о моей стране, о Джованни, хотя, между прочим, Господин Великий Новгород был демократической республикой еще до твоей Флоренции! Холодно у нас, холодно! Многие мечтают, что с потеплением Земли от изрыганий разной дряни в атмосферу наша страна превратится в цветущий субтропический рай. Но пока…

Как писал патриот и разведчик князь Петр Вяземский:

Бог метелей, бог ухабов,

Бог мучительных дорог,

Станций — тараканьих штабов,

Вот он, вот он, русский бог.

В наши дни, когда мы вроде бы породнились с Западом, появился шанс заменить грубые зелья изысканными напитками, вот и сейчас я пишу, прихлебывая шотландский виски, истинный молт «Singleton of Auchroisk», сия деревушка залегла в долине реки Спрей, около местечка Малбен. Боюсь, что ты ее не визитировал, но если случится посетить после Воскрешения Мертвых те края, не упусти случая, попробуй ключевой воды из ручья «Колодец Дори», на ней и изготовляют этот дьявольски вкусный напиток из Очройска, что на древнегэльском (язык шотландских кельтов, на котором, сильно поддав, говорят и в Сызрани) означает «Брод через поток» — так пойдем же по этому броду наперекор бурному потоку Судьбы, наперекор всему, смакуя вместе с молтом модных у нас куртуазных маньеристов:

О Ельцине, Зюганове, Попове

Неудержимо говорили вы.

Я слушал вас, прилежно сдвинув брови,

С внимательным наклоном головы…

Я медленно пытаюсь ввести тебя в курс дел, Джованни, дабы подвести тебя к своим десяти дням, исполненным страсти и муки. Хотя порой мне кажется, что смерти нет, и все мы просто странно и необъяснимо перемещаемся во времени и пространстве, в своих Флоренциях, Италиях и Московиях, если они существуют. Не закадычными ли друзьями мы пировали вместе, Джованни? В компании с Данте Алигьери и Александром Пушкиным, который читал: «Мы пили — и Венера с нами сидела, прея за столом. Когда ж вновь сядем вчетвером с бля…., вином и чубуками?»

Нет, тут еще не чума, но воздух колышется от дурных предчувствий: несчастны не только обнищавшие, жадно поглядывающие на гусиные паштеты в недоступных магазинах, но и богатеи, которые отстреливают друг друга, как бешеных собак, бросаются в бега и совсем не испытывают радости жизни — joi de vivre. А что важнее joi de vivre? Несчастны все человеки, даже олигархи — разве можно быть счастливым одному, когда до безумия тошно всем остальным?