Декамерон по-русски - [5]

Павел Молчанов был москвичом, но самым тесным образом был связан с маленьким провинциальным Рыбинском — потому что и мама, и отец были из Рыбинска. Отец был намного старше мамы, он преподавал в МТУ скандинавские языки, а мама была там студенткой. Случай, а может, что-то большее, чем случай, свел их в Москве. Они поженились, родился он. Он помнит, каждое лето, пока ему не исполнилось десять лет, они обязательно всей семьей приезжали на два месяца на каникулы в Рыбинск, где жили в доме его деда, отца матери, у самого водохранилища. Там он научился плавать, грести, ходить под парусом. Счастливое было время…

Внешне он был похож на деда, который любил объяснять, что они происходят от архангельских поморов. У Павла был такой же, как у деда, высокий рост, такой же прямой нос с широкими ноздрями и небольшой горбинкой, такие же блекло-голубые глаза под сильно выступающими надбровными дугами, такой же твердый подбородок — признак, равно отличающий как упорных людей, так и просто упрямцев. Волосы маленького Павлуши были белее снега, лишь позже, когда он стал взрослеть, приобрели темно-соломенный оттенок.

Когда Павлу исполнилось десять, его отца пригласили преподавать скандинавские языки в США, в Гарвардский университет. До пятнадцати лет Павел, или Пол, как его там звали, ходил в американскую школу. Когда контракт отца в Гарварде закончился, отец отказался от нового контракта, и они вернулись в Москву. По-английски Павел к тому времени говорил свободно, так что мог выбрать любой языковой вуз. Он выбрал Военный институт иностранных языков.

После окончания института он некоторое время работал переводчиком в Генеральном штабе, его должны были послать на работу в постоянное представительство России в ООН. Но вместо этого он попал на Высшие курсы усовершенствования офицеров воздушно-десантных войск, после которых сразу оказался в составе российских миротворческих сил.

После двух лет, проведенных в спецчастях, его уволили без сохранения льгот и пенсии — за рукоприкладство в отношении старшего по званию. Он был капитаном, а ударил майора, дежурного по части. Ударил за дело и сейчас не раскаивается.

Потом, уже в Москве, ему позвонил Сергей Петрович Радич, служивший в штабе этой же части. Радич объяснил, что, узнав о случае с рукоприкладством, пытался отстоять Молчанова, а когда это не получилось, сам подал в отставку. К тому времени Павел уже подумывал о том, чтобы открыть частное охранно-детективное агентство. Он сказал об этом Радичу, тот его поддержал. Добавив к своим деньгам ссуду, взятую в банке, они открыли агентство, причем Радич настоял, чтобы формально руководителем агентства считался Павел Молчанов. Чуть позже Радич привел в агентство своего дальнего родственника Костомарова, лучшего в Москве адвоката по уголовным делам, и дела пошли.

А потом он встретился с Олей.

Оля была его болью и радостью, его горем и счастьем. Фамилия Оли была Добродеева, она приехала в Москву из Челябинска. Сейчас ей двадцать четыре года. В ее лице было много восточного, скорее всего, татарского. Впрочем, так же, как за татарку, ее с равным успехом можно было принять и за итальянку, и за испанку, и за француженку. В Москву она приехала в восемнадцать лет и сразу же вышла замуж за канадца, который увез ее в Монреаль. Выдержать супружескую неволю в Монреале она смогла лишь два года, после которых бросила мужа и сбежала назад в Москву. Почти тут же, как ему рассказывали, у нее начался в Москве какой-то безумный роман с богатым англичанином, который закончился ничем. Потом она вышла замуж за известного московского кинорежиссера — у этого кинорежиссера Молчанов ее и увел.

С режиссером Оля развелась, но официально выходить замуж за Молчанова не хотела. На все его разговоры на эту тему она говорила с улыбкой: «Паша, ладно тебе… Хватит с меня замужеств… Поживем так, тебе что, плохо?»

Нет, ему совсем не было с ней плохо. Он был счастлив. Ко всему остальному как-то незаметно добавлялось то, что Оля идеально подходила на роль секретарши агентства. Имея за плечами только среднюю школу, она блестяще справлялась с компьютером и безупречно работала с документами. Несмотря на ее сопротивление, он постепенно научил ее многому из того, чему сам научился в спецназе ВДВ и что для работы в охранно-детективном агентстве было необходимо — стрелять, водить любую машину, распознавать наружное наблюдение, уходить от слежки, маскироваться, знать основы шифровки. Конечно, профессионалкой она не стала, но то, что она умела делать сейчас, его устраивало.

Свернув у указателя «р. Пахра» на боковую дорогу, он мимо двух поселков и стоящих особняком дач вырулил наконец к излучине реки. Остановил машину у ворот, посигналил — и примерно через минуту створки раздвинулись. После того как он въехал на участок, стоящая на веранде Оля подошла к машине. Когда он вышел, развела руками:

— Паша, просто чудеса в решете.

— А что?

— Я увидела твою машину на мониторе. Нажала кнопку — и ворота раздвинулись.

Молчанов усмехнулся. Землю он выбирал сам — отличный участок, около ста соток спускающегося к реке косогорья. Двухэтажный дом окаймляла защищенная от дождя и солнца открытая веранда. У реки была поставлена настоящая русская баня. Весь участок был огражден специальной оградой с вмонтированными в нее видеокамерами и микрофонами.