Декамерон. Пир во время чумы - [251]
Но это лишь самообольщение, она чает чего-то другого, потому что, продолжает она, чем более я покою взгляды на благе моей красоты, тем более
Вот почему, быть может, она иногда задумывается, уносясь в мыслях куда-то: Филострато кончил новеллу, все смеются, велят продолжать Эмилии, и она начинает, глубоко переводя дух, точно недавно проснулась: продолжительное раздумье усиленно и долго держало ее вдали отсюда; она не была здесь духом. Но затем она рассказывает смело и охотно, ободряя других своим примеромб0: Боккаччо дважды подчеркнул эту черту, психический противовес сосредоточенности.
Элиза, названная так «не без причины» (Вступление), несколько насмешливая, резкая, не по злорадству, а по старой привычке, и довольно неопределенная Лауретга завершают собою кружок «Декамерона»; грациозные фигурки, слегка брошенные на фон игривого, но культурного тосканского пейзажа; кто захочет теней и красок и ярких пятен – найдет их там, где они у места – в рассказах «Декамерона».
II
Кто хоть немного начитан в средневековой повествовательной и вообще сказочной литературе, тот встретит в них множество знакомых мотивов, черты международного бродячего предания и – группу местных или исторических повестей, лишенных традиционного значения, рассказов об остроумных выходках и шутках, одним словом – «новостей дня»; это и могло быть основным значением провансальских novas, итальянской новеллы. В неаполитанских рассказах Фьямметты о приключениях Андреуччио и хитрости, которой Риччьярдо добился обладания любимой женщиной, в новелле Дионео о салернском враче Маццео делла Монтанья нет ничего, что бы говорило за вымысел, хотя иные подробности и могли быть навеяны мотивами сходных повестей. На уголовный факт, легший в основу первой новеллы, уже было указано; местные анекдоты и предания дали материал для рассказов о короле Карле и несколько загадочном Нери дельи Уберти, о короле Петре и влюбленной Лизе, для которой Мико из Сиены сложил канцону: Боккаччо приводит ее, она встретилась в одной рукописи отдельно и в более архаистической форме; о Фридрихе Сицилийском, о красавце Джербино и известном разбойнике Гино ди Такко; содержание одной новеллы взято из старой летописи Фаенцы. Особенно разнообразен областной элемент в том, что приурочено к Флоренции и Тоскане. Перед нами целый ряд имен, еще теперь уследимых по памятникам и близким по времени упоминаниям: Чаппеллетго и флорентийский инквизитор, Гвильельмо Борсьера и буффоны Стекки и Мартеллино, Риччьярдо Манарди и Лицио да Вальбона, Джери Спина и его жена Оретта, действующие лица новеллы VI, 3, Форезе да Рабатта и Джотто, Гвидо Кавальканти, поэт Чекко Анджольери и его товарищ Чекко ди Фортарриго, Чакко и Филиппо Ардженти; может быть, Цеппа ди Мино. – Рядом с этими более или менее известными именами другие, может быть, не выходившие в черту казовой истории: святоша Пуччо да Риньери и простофиля Джьянни Лоттеринги, влюбленный священник и Варлунго и судья в Пизе, великий учетчик праздничных дней на супружеском ложе, – и сентиментальная парочка Симоны и Пасквино, Джироламо и Сальвестра, – Сильвия Альфреда де Мюссэ[120]. – В сущности рассказы о них не менее историчны, чем являющиеся под прикрытием известных фамилий, ибо исторические фамилии не всегда страхуют достоверность рассказа, порой они просто показатели времени, не смущаются в обстановке невероятной легенды, когда, напр., о флорентийце Алессандро ди мессер Тедальдо деи Ламберта или дельи Аголанти рассказывается, что он стал королем Шотландии. Иной раз известное имя могло подсказаться Боккаччо просто потому, что подходило по смыслу и звуку, как, напр., имя нотариуса Bonaccorri di Geri da Ginistreto, или в новелле о брате Чиполла, имя его потешно веселого спутника Гуччо: в 1324–1325 г. упоминается, в должности больничника при госпитале св. Филиппа во Флоренции, брат Guccius Aghinette, vocatus frater Porcellana. Боккаччо втайне намекнул на это прозвище, назвав своего монаха Guccio Рогсо и заставив брата Чиполлу искать привилегий del Parcellana, Поросяти.
Паломники. Иллюстрация к «Декамерону».
Художник – Жан Фуке. 1460-е гг.
Весь шестой день посвящен острым словам и находчивым ответам, и герои дня, по преимуществу, флорентийцы, между ними Джотто и Гвидо Кавалькани; Петрарка, называющий вместо последнего какого-то Дино из Флоренции, отвел в своих «De rebus memorabilibus» место остротам и метким изречениям, этим признакам культурного, бойкого на слово итальянца. Разумеется, многие из этих летучих слов далеко не новы, вроде предложения рыцаря мадонне Оретте – повезти ее на коне (она шла пешком), т. е. скоротать ей путь рассказом; или того, например, что у журавля всего одна нога98, или рассказанной в другом месте ловкой увертки маркизы Монферраттской: что все женщины так же сходны между собой, как кушанья, с виду разные, но оказавшиеся изготовленными из одних кур. В русских легендах о Февронии и Ольге это выражено поэтичнее: Феврония велит человеку, посмотревшему на нее с греховной мыслью, почерпнуть воды с той и другой стороны лодки и отведать; она оказалась одинакового вкуса: так одинаково и естество женское.
