Декабристы - [56]

Письмо читают члены Следственной комиссии. Они возмущены этой независимой позицией, отсутствием каких бы то ни было признаков раскаяния и особо отмечают в протоколе, что просят императора запретить генералу Орлову всякие связи с внешним миром.

Император начертал резолюцию: «Кроме как с братом его Алексеем».

Алексей Орлов сразу же отправился в Петропавловскую крепость. Он долго советовал брату, как написать новые показания. Михаил Орлов решает занять позицию человека, который видит декабристов со стороны «как молодых людей, которые распалили свое воображение неисполнимыми мечтами». Но как ни был заботлив в своих советах Алексей, Михаил Орлов допустил в письменных показаниях одну роковую ошибку.

«К несчастью, — написал он, — обстоятельства созрели ранее их замысла, и это их погубило».

Николай I взорвался в страшном гневе! Он подчеркнул эти строчки два раза жирными линиями, к словам «к несчастью» поставил одиннадцать восклицательных знаков, а на полях еще один огромный восклицательный знак!

Император видит, что арестованный генерал Орлов сожалеет о неуспехе революционного дела.

На стол Николая I ложатся показания других декабристов. Они сообщают, что Михаил Орлов знал о подготовке Якубовичем убийства императора, что он узнал о плане совершить цареубийство от Муханова. Собирают и все другие старые «прегрешения». Повторяют дело агитатора В. Раевского. Извлекают из архивов военные приказы Орлова.

Словом, Следственная комиссия готовит самую жестокую расправу со свободомыслящим генералом.

Однако фаворит императора Алексей Орлов решил сделать все возможное, но спасти брата. Он был готов ко всяческим унижениям, чтобы умилостивить императора. Однажды, когда он сопровождал императора в церковь, перед самым храмом помолился, чтобы был прощен его брат. Николай I поморщился и отказал. Алексей Орлов на глазах у всех присутствовавших упал на колени перед смущенным самодержцем. Он клялся, что всю свою жизнь посвятит преданной службе трону, но просит милости и пощады для брата.

Император знал, что своим троном он обязан генералу, который стоит сейчас на коленях… Он кивнул головой и пообещал.

Рукою императора была написана такая резолюция: «Продержать еще один месяц под арестом. Затем уволить и никуда больше не определять. После ареста он должен быть отправлен в свое имение на постоянное местожительство, а местному начальству установить за ним бдительный и тайный надзор».

Освобождение Орлова было встречено с удивлением. Даже великий князь Константин, после того как прочел приговор декабристам, написал императору: «Здесь отсутствуют главные заговорщики. Первым должен был быть осужден и повешен Михаил Орлов».

Александр Герцен как-то написал, что в своем освобождении Михаил Орлов меньше всего виновен…

Михаил Орлов прожил еще 17 лет. Все эти годы он провел за письменным столом, в деревне. Он работал над проблемой финансов и кредита. Петр Вяземский помогал ему в издании первой части книги «О государственном кредите». Брат его Алексей также помогал в этом. Книга вышла, но была сильно изуродована цензурой. Запретили печатать главы, связанные с социально-политическими проблемами, о связи государственного кредита с общественным прогрессом и политическими свободами. Сняли все страницы о социальном значении учения о государственном кредите, об его отрицательном влиянии на налоги.

Книга была издана без указания имени автора. Лишь в 1840 году, без сокращений, книга вышла в Лейпциге под заглавием «О государственном кредите. Сочинение русского государственного деятеля». Но и это издание было без указания имени автора.

Михаил Орлов умер 19 марта 1842 года.

Александр Герцен написал в своих воспоминаниях:

«Я его видел с тех пор один раз, ровно через 6 лет. Он угасал. Болезненное выражение, задумчивость и какая-то новая угловатость лица поразили меня; он был печален, чувствовал свое разрушение, знал расстройство дел — и не видел выхода. Месяца через два он умер; кровь свернулась в его жилах.

…В Люцерне есть удивительный памятник: во впадине лежит умирающий лев; он ранен насмерть, кровь струится из раны, в которой торчит обломок стрелы; он положил молодецкую голову на лапу, он стонет, его взор выражает нестерпимую боль; кругом пусто, внизу пруд, все это задвинуто горами, деревьями, зеленью: прохожие идут, не догадываясь, что тут умирает царственный зверь.

Раз как-то, долго сидя на скамье против каменного страдальца, я вдруг вспомнил мое последнее посещение Орлова».

Сделаться в узах лучшим, нежели на самой свободе…

В Москве, в Центральном государственном архиве Октябрьской революции, в фонде 48 (декабристы), под номером 174 хранится папка, на обложке которой значится: «Грибоедов, коллежский асессор, служащий по дипломатическому ведомству при главноуправляющем Грузии».

Это — дело об аресте и допросах писателя и дипломата Александра Сергеевича Грибоедова, подозреваемого в принадлежности к Тайному обществу декабристов.

Однако здесь отсутствуют отдельные письма, которые были приложены к делу. Одни документы сумел уничтожить сам Грибоедов, другие — его друзья и почитатели.

Первым в деле значится документ от 11 февраля 1826 года. Это протокол первого допроса Грибоедова, который вел генерал-лейтенант Левашов. Проставлен номер 224, то есть Грибоедов был 224-м арестантом, допрошенным генералом. (Никита Муравьев, например, был допрошен 72-м по порядку, Пестель — 100-м.)