Декабристы - [90]

В первую книжку «Полярной звезды» Пушкин послал, по его собственному выражению, свои «бессарабские бредни» — и четыре его стихотворения появились на ее страницах. В следующем письме, отправленном Бестужеву уже после получения экземпляра альманаха, Пушкин решил «перешагнуть через приличия» и перешел на «ты». В последующей переписке Пушкин и Бестужев горячо обсуждали литературные новости и проясняли эстетические позиции. В 1825 году к этому обсуждению присоединился и Рылеев, с первого письма перешедший с Пушкиным на «ты»: «Я пишу к тебе ты, потому что холодное вы не ложится под перо. Надеюсь, что имею на это право и по душе, и по мыслям»^{647}.

Никаких оснований соглашаться на предложения Рылеева и Бестужева не было и у Василия Жуковского; тем не менее он опубликовал в первой «Полярной звезде» семь своих произведений, а во второй — четыре. Жуковский, поэт с устойчивой литературной и придворной репутацией, близкий к вдовствующей императрице Марии Федоровне, учивший русскому языку жену Николая Павловича великую княгиню Александру Федоровну, в 1822 году возвратился из заграничного путешествия в свите своей ученицы.

Жуковский, как следует из его письма Бестужеву в августе 1822 года, знал его лично — однако, по-видимому, не коротко. Несмотря на это, поэт принимает в переписке с собирателем альманаха покаянный тон: «Прошу Вас… уведомить меня, к какому времени должен я непременно доставить Вам свою пиесу. Если бы я знал заранее о Вашем намерении издавать Альманах муз, то был уже готов с моим приношением…»^{648}Участие в альманахе Жуковского, скорее всего, предопределило и участие в нем Александра Воейкова — родственника и друга поэта, редактора газеты «Русский инвалид», литератора и журналиста с сомнительной репутацией.

Странна и история с участием в альманахе знаменитого поэта-партизана Дениса Давыдова. Не сохранилось сведений как о том, что Давыдов до 1822 года имел представление о литературной деятельности Рылеева и Бестужева, так и об их личном знакомстве. Однако на приглашение принять участие в альманахе он ответил согласием, пояснив Бестужеву: «…гусары готовы подавать руку драгунам на всякий род предприятия»^{649}.

Между тем и Пушкин, и Жуковский, и Давыдов входили в литературное общество «Арзамас», в котором состоял и Александр Тургенев, а Вяземский был одним из самых активных действующих лиц. «Арзамасцы» составляли тесный кружок близких друзей — даже несмотря на то, что к 1822 году общество это уже распалось. Однако назвать Тургенева авторитетом в глазах литераторов можно лишь с большой натяжкой; министерский функционер не участвовал непосредственно в литературном процессе. Вяземский же, всецело погруженный в изящную словесность, был одним из главных связующих звеньев между бывшими членами «Арзамаса», вел обширную переписку с большинством из них. Скорее всего, именно он обратил внимание друзей-литераторов на новый сборник и предложил принять в нем участие.

Конечно, далеко не все авторы «Полярной звезды» были креатурами Тургенева и Вяземского. Так, Бестужеву на ранних этапах его карьеры покровительствовали Николай Греч и издатель журнала «Благонамеренный», автор басен Александр Измайлов. Последний был многим обязан отцу Бестужева: его первые произведения появились в «Санкт-Петербургском журнале» Бестужева-старшего. «Я очень помню, что у нас весь чердак завален был бракованными рукописями, между коими особенно отличался плодовитостью Александр Ефимович: я не один картон слепил из его сказок»^{650}, — вспоминал впоследствии Бестужев-младший. Очевидно, именно Измайлов, в конце 1810-х годов близко сотрудничавший с Гречем, представил ему будущего составителя «Полярной звезды», а его первые литературные опыты — стихотворные и прозаические переводы — были опубликованы в «Сыне отечества» в 1818 году.

Приятельские отношения связывали составителей альманаха с Евгением Баратынским. Рылеев дружил с Булгариным, Антоном Дельвигом и Николаем Гнедичем (которого поддерживал в полемике, развернувшейся в связи с переводом гомеровской «Илиады» «русским гекзаметром») — и с детства был знаком с Дмитрием Хвостовым и Иваном Крыловым (баснописец в 1797 году получил должность секретаря генерала Сергея Голицына, а затем несколько лет жил в его украинских имениях, где отец поэта служил управляющим)^{651}. И Рылеева, и Бестужева хорошо знали президент Вольного общества любителей российской словесности Федор Глинка и редактор журнала «Соревнователь просвещения и благотворения» Петр Плетнев.

Однако без главных действующих лиц тогдашней литературной жизни — Пушкина и Жуковского, Дмитриева и Давыдова, Батюшкова и, конечно, Вяземского — «Полярной звезде» вряд ли удалось бы достичь такого громкого успеха.

Сразу после выхода первой «Полярной звезды» стало ясно: ситуация в российской словесности изменилась. По свидетельству участника заговора Николая Лорера, не бывшего литератором, но внимательно наблюдавшего за общими настроениями в Петербурге, альманах оказался «на всех столах кабинетов столицы»^{652}. Его составители, еще вчера второстепенные молодые литераторы, в одночасье стали организаторами литературного процесса, а Бестужев, кроме того, еще и критиком-арбитром, с мнением которого уже нельзя было не считаться. И этот новый статус составителей альманаха был подтвержден авторитетом знаменитых писателей, поэтов и журналистов от Пушкина и Жуковского до Греча и Булгарина. Естественно, что подобная ситуация задевала честолюбие очень многих литераторов, в том числе и тех, кто печатался в «Полярной звезде», но до ее выхода не представлял себе общей концепции издания.