Декабристы - [63]

Переговоры со «славянами» оказались весьма трудными. Слишком серьезными были различия в понимании конечных целей и задач заговора, на что указывает С. С. Ланда в исследовании «Дух революционных преобразований»^{458}. «Южан» не увлекала идея славянского единства, «славяне» же были далеки от идеи немедленной военной революции. Тем не менее Бестужев-Рюмин заставил «славян», как до того поляков, прислушаться к его мнению.

В тайной организации Бестужев был известен как непревзойденный оратор. Многие «южане» на следствии вспоминали его выступления на различных декабристских совещаниях; существовали и письменные варианты этих «речей», как называл свои выступления сам Бестужев. «Пламенным оратором», который «имел агитаторские способности, чувствовал их в себе и любил говорить», считала его М. В. Нечкина. О «неистовой страсти», которой были пронизаны эти «речи», писал Н. Я. Эйдельман, а М. К. Азадовский даже утверждал, что эти «речи» должны «занять свое место в истории русской литературы»^{459}.

Между тем при анализе пересказов этих «речей» приходится признать, что их эффект был обусловлен не только и не столько природной «пламенностью» или «страстностью» оратора, сколько профессионализмом.

Бестужев, судя по документам, не доверял импровизациям: почти все выступления сначала записывал, редактировал, а произносил в полном соответствии с правилами риторики. Приемам же ораторского мастерства учил будущего декабриста А. Ф. Мерзляков, литератор и филолог, друг В. А. Жуковского, получивший в 1804 году в Московском университете кафедру «российского красноречия и поэзии»^{460}. Мерзляков был автором популярного учебника красноречия — «Краткой риторики, или Правил, относящихся ко всем родам сочинений прозаических», к 1820-м годам выдержавшего несколько изданий.

«Слово, речь в тесном смысле означает рассуждение, составленное по правилам искусства и назначенное к изустному произношению. Сие рассуждение заключает в себе одну какую-нибудь мысль, которая объясняется или доказывается для убеждения слушателей», — внушал Мерзляков своим ученикам^{461}. Такой мыслью для Бестужева-Рюмина была идея присоединения «славян» к Южному обществу — к ней он и сводил все «речи».

Мерзляков, следуя риторической традиции, учил, что оратор должен «действовать не на один только разум человека, но на все его душевные силы», причем сначала следует «привязать к себе всё его внимание»^{462}. Именно так, приковывая к себе внимание слушателей, удивляя их, Бестужев-Рюмин начинал переговоры и с поляками, и со «славянами».

Как правило, первая реакция собеседников была отрицательной. Экзальтированность, горячность и при этом обтекаемость бестужевских формулировок способны были скорее оттолкнуть, чем приблизить слушателей. По показаниям полковника Северина Крыжановского, напор Бестужева в первый момент обескуражил поляков. Согласно «Запискам» Горбачевского, при первой встрече со «славянами» Бестужев также произвел неблагоприятное впечатление^{463}. Это подтверждается и показаниями «славян» на следствии. Однако в обоих случаях заговорщик сумел заинтересовать слушателей.

Согласно тому же Мерзлякову, после того как первая цель достигнута, следует пускать в ход систему аргументов и доводов, помня, что «убеждение рассудка» служит оратору средством достижения другой цели — «сильнейшего воспламенения страстей»: только так можно «действовать на волю»^{464}.

Бестужев-Рюмин точно следовал риторическим правилам. При этом «разжечь страсти» было не так уж и сложно. Молодые армейские заговорщики, не успевшие повоевать, мечтали о «своем Тулоне», хотели заслужить благодарность отечества и горели желанием немедленного действия.

Именно поэтому «славянам» сразу же было предложено стать знаменитыми. По словам «славянина» прапорщика В. Бесчасного, уже на первом заседании Бестужев говорил, что «довольно уже страдали» и «стыдно терпеть угнетение», что «все благомыслящие люди решились свергнуть с себя иго», ведь «все унижены и презрены слишком — а в особенности офицеры», а значит, «благородство должно одушевлять каждого к исполнению великого предприятия — освобождению несчастного своего отечества». В итоге «избавителей» ждут «слава… в позднейшем потомстве», «вечная благодарность отечества»^{465}.

Этот довод повторялся на каждом собрании. «Великое дело совершится, и нас провозгласят героями века», — убеждал Бестужев «славян»^{466}.

Для того чтобы стяжать славу, одних слов было недостаточно, необходимо было немедленно перейти к делу. Цель же «славянского» общества — объединение всех славянских племен в единую федерацию — оставалась весьма отдаленной. «Ваша цель, — доказывал Бестужев-Рюмин, — очень многосложна, а потому едва ли можно достигнуть ее когда-нибудь»^{467}. «Южане» предлагали им другую цель, достижимую — установление в России республики и освобождение народа от «угнетения». Для этого нужно не так уж и много: произвести военную революцию и убить императора. «Поэтому, если хотят променять цель невозможную на истинно для России полезную, то они должны присоединиться к нашему обществу», — объяснял подпоручик