Декабристы - [4]

Историки же, декабристам сочувствовавшие, видели в цареубийственных проектах показатель «революционной зрелости» заговорщиков. Схема Пестеля—Блудова в итоге вошла не только в историографию, но и в школьные учебники по истории.

Движение декабристов — составная часть общественного движения в России начала XIX века. Идеология тайных обществ декабристов не представляла собой ничего уникального. Александровская эпоха — это время повального увлечения идеями конституционализма. Причем первенство в постановке перед русским обществом вопроса о конституции принадлежит отнюдь не декабристам, а императору Александру I, в 1815 году даровавшему конституцию Польше и планировавшему дать ее России. Конституции — более или менее радикальные — создавали не только Пестель и Муравьев. О необходимости конституции и отмены крепостного права говорили такие знаменитые сановники, как Николай Новосильцев (который в 1818 году по поручению Александра I написал «Уставную грамоту Российской империи», а три года спустя вместе с Михаилом Воронцовым и Александром Меншиковым разработал проект отмены крепостного права), Алексей Аракчеев (который в 1818 году составил проект крестьянской реформы, предусматривавший постепенную отмену крепостного права), Павел Киселев, Николай Репнин и многие другие.

С точки зрения организационных форм декабристские союзы тоже были вполне традиционны. Согласно сведениям, приведенным историком В. М. Боковой, в России первой трети XIX века существовало 160 общественных объединений^{17}. Причем в данном случае Россия не была исключением — мода на тайные общества захватила всю Европу. Подобные организации создавались с различными целями, но наиболее распространенными были общества политические. Российские участники таких обществ занимались в основном разговорами о необходимости перемен, обсуждали либеральные идеи царя, писали проекты всякого рода преобразований.

Тайные общества, в которых состояли те исторические деятели, которых мы сегодня называем декабристами, не были исключением. Деятельность их также сводилась к более или менее либеральным разговорам о необходимости реформ. Но, несмотря на радикализм этих разговоров, никакой реальной опасности для власти они не представляли и практически не были связаны с последующими вооруженными выступлениями. Далеко не все члены Союза спасения, Союза благоденствия, Северного и Южного обществ участвовали в вооруженных восстаниях 1825–1826 годов, и далеко не все участники этих восстаний состояли в обществах.

В России начала XIX столетия общественная жизнь строилась отнюдь не вокруг общественных объединений, а вокруг армии: большая часть молодых дворян были офицерами, армия была единственным для дворянина способом сделать быструю карьеру. Офицеры, тем более прошедшие Отечественную войну и Заграничные походы, были наиболее социально активным слоем населения. Поэтому не случайно вся конкретная работа по организации русской революции шла не в тайных обществах, а именно в армии. Документы свидетельствуют: армейский заговор начала века был большой и разветвленный, и у заговорщиков имелись неплохие шансы взять власть в России. Причем в этом заговоре участвовали как декабристы (Пестель, Трубецкой, Алексей Юшневский, Сергей Волконский), так и те, кто в тайных обществах не состоял. Заговор был сконцентрирован вокруг влиятельных армейских генералов, командовавших значительными войсковыми соединениями: командующего 2-й армией генерала Петра Витгенштейна, начальника его штаба генерала Павла Киселева и командира 4-го пехотного корпуса генерала Алексея Щербатова. И именно следствием деятельности участников этого заговора стали две неудачные попытки произвести революцию в России.

Схема же, предложенная Пестелем и дополненная Блудовым, оказалась удобной — прежде всего для императора Николая I, которому вовсе не хотелось показывать всему миру, что российская армия коррумпирована, плохо управляема, заражена революционным духом, что о заговоре знали и заговорщикам сочувствовали высшие армейские начальники. Гораздо удобнее было представить декабристов юнцами, начитавшимися западных либеральных книг и не имеющими поддержки в армии.

Можно понять и Пестеля. Полковник, скорее всего, предвидел: если следствие начнет распутывать армейский заговор, выяснять, кто и как на самом деле готовил русскую революцию, то круг привлеченных к следствию и в итоге осужденных окажется гораздо шире, вырастет и число тяжелых приговоров, тогда как, согласно его собственным замечаниям на следствии, «подлинно большая разница между понятием о необходимости поступка и решимостью оный совершить», «от намерения до исполнения весьма далеко», «слово и дело не одно и то же»^{18}.

История общественного движения Александровской эпохи нуждается в очень серьезном пересмотре, причем не с точки зрения оценки действий тех или иных исторических персонажей, а с точки зрения сбора и осмысления новых фактов. При этом нужно учитывать, что та картина деятельности декабристских тайных обществ, которая известна с 1826 года и к которой мы привыкли, — не более чем гипотеза, причем одна из наименее вероятных, наименее подтвержденных источниками.